Адам открыл глаза, сладко потянулся и тут же почувствовал боль в плече. «Совсем расклеился, — подумал он. — Всё, иду в спортзал, а то прямо стыдно: абонемент купил, а почти там не бываю».

В спортзале пахло потом, резиной и ковровым покрытием, и все беговые дорожки были заняты, но был свободен один тренажёр, у которого не было дорожки, зато были педали и рычаги. Нужно было нажимать ногами на педали, а руками в то же время двигать рычаги и получалось, что ты бежишь, словно на лыжах, только в воздухе, замедленно и очень красиво. Вначале Адам смотрел на пульт тренажёра, чтобы понять есть ли какой-то смысл в мигании цифр, но потом он поднял глаза и обнаружил, что напротив, в нескольких метрах от него, установлен точно такой же тренажёр и на нём замедленно бежит женщина его возраста и приятного телосложения. Минут двадцать они бежали навстречу друг другу. Адам вспомнил, как в молодости он много ходил пешком и любил, когда на пешеходном переходе прямо напротив него стояла девушка, и они вначале смотрели друг на друга, а потом шли по белым полоскам и в эти секунды Адам представлял, что вот они влюбляются, а спустя пару шагов — женятся, а вот они уже расстались и абсолютно равнодушные идут дальше — каждый сам по себе — одинокие, лёгкие. Это прекратилось, когда он купил машину.

А здесь и воображать ничего не надо было, так это было красиво. Они медленно бежали друг другу навстречу, не касаясь земли. Наконец женщина устала, сошла с тренажёра, вытирая пот, и вышла в вестибюль. Адам тоже вышел. Они встретились у фонтанчика с водой и поговорили. Её звали Юдит.

Потом, уже у него дома, когда они лежали, обнявшись, она рассказала, что давно его приметила. «Я пришла записываться в спортзал, — сказала она, — и тренерша показывала мне разные тренажёры и мы проходили мимо зала с беговыми дорожками, и все они были заняты, и у всех идущих были усталые и мужественные лица, словно вы — отряд, который взбирается вверх по холму, а ты шёл впереди всех».

«Я не мог идти впереди всех, я, как и все, шёл на месте», — сказал Адам.

«Какая разница, — сказала Юдит, — я увидела только тебя, а остальные были фоном — в этом всё дело». Потом она взяла его за запястье, чуть приподняла его руку и сказала: «Ух ты, какая тяжёлая!» и держала его кисть над своим счастливым лицом, словно большой лист которым прикрываются от солнца. Потом они, наконец, встали с постели и пошли на кухню, и Адам стал печь блины, а Юдит стояла и смотрела, как ловко он переворачивает их, подкидывая в воздухе. А потом у него заболело плечо.


…

— Простите, но мне придётся сделать вам больно, — сказал Адаму ортопед, к которому он пришёл на следующий день. Он поднял его руку вверх и сказал: «Слышите? Слышите?»

— Что? — спросил Адам, — Что я должен слышать?

— Сустав немного трещит, вернее как бы щёлкает. Вы не слышите, конечно, но ортопеды такое слышат. Вы должны сделать рентген.

Адам ничего не рассказал Юдит про плечо. Просто решил не готовить пока блины, чтобы не захотелось опять подкидывать их на сковородке. Им и без блинов было весело. Они разговаривали и хохотали и рассказывали разные глупости и показывали свои шрамы.

— Я хочу увидеть твои детские фотографии, — сказал Адам.

— Я хочу познакомиться с твоими друзьями, — сказала Юдит.

— Я покажу тебе свои стихи, — сказал он.

— Я пришлю тебе линк на свой плейлист, — сказала она.

— Сегодня я спохватился, что не знаю о тебе самых поверхностных вещей, — сказал он, — Например, умеешь ли ты плавать? Когда-нибудь мы устроим день вопросов и ответов, и так узнаем друг о друге сразу много всего.

— А я мечтаю о дне тишины, — сказала она. — Я хотела бы, чтобы мы промолчали целый день вместе.

— Обожаю молчать, — сказал Адам. — С тобой я мог бы промолчать неделю.

И тут они задумались. Чтобы молчать вместе, так как они мечтали, им нужно вначале побольше узнать друг о друге, но каждый успел прожить целую жизнь, и времени, которое им осталось, может не хватить, чтобы пересказать друг другу целых две жизни, особенно когда оба любят молчать.

«Можно рассказать друг другу всё самое важное, а другое важное оставить на потом, на старость, чтобы и потом было интересно», — решили они.

Потом Юдит уснула, а Адам вспоминал свою жизнь, все интересные случаи и трагические проишествия, и то, чём он гордился, и то, что его едва не убило, и то, что он никогда никому не расскажет.

Наутро он вновь пошёл к врачу, чтобы показать ему результаты рентгена.

— Плохие новости, — сказал врач. — У вас там полностью стёрт хрящ.

— Какая у вас профессия, кстати?

— Я работаю в университете, — сказал Адам.

— Вот! Я так и подумал, — сказал врач, — Вы, наверное, слишком много печатали в последнее время?

— Я печатаю в основном правой рукой, — ответил Адам, — но вот вчера, например, у меня были гости, и я пёк блины, подкидывая их на тяжёлой чугунной сковородке.

— Вот видите, — обрадовался доктор. — Это была чрезмерная нагрузка, не надо было фасонить.

— Но плечо-то заболело ещё на прошлой неделе!

— Ну, не знаю, — сердито сказал врач, — вам стоит вспомнить, что вы делали той рукой и больше этого не делать, пока вы ещё сильнее себе не навредили. Возможно, вы слишком усердно качались, или слишком много работали, или слишком много что-нибудь ещё, либо просто сделали одно-единственное неправильное движение. Некоторые, например, хотят запустить мяч далеко-далеко, в баскетбольную корзину, или занимаются спортивной борьбой, пока им там все руки не выломают...

— Никто не ломал мне руки, — ответил Адам. — Он вспомнил, как Юдит осторожно брала его за запястье и держала его кисть над своим счастливым лицом, словно виноградную гроздь, а потом целовала его ладонь.

— Всё равно, но что-то вы делали не так, — настаивал врач.

— Да нет же, говорю я вам, — возражал Адам, — Вам придётся смириться с мыслью, что я не делал ничего такого.

— Это вам придётся смириться, — сказал доктор. — Мне-то что, рука-то ваша.

Адам весь день пытался вспомнить, когда он мог повредить сустав. Он вспомнил, как пытался поднять очки с пола, не вставая с дивана, и как пытался дотянуться до телефона, не вылезая из ванны, и как он всегда ссутулится, сидя за компьютером и как он долго сладко подтягивается, не вставая с постели. И как долго он откладывал покупку абонемента в спортзал, но и потом редко туда ходил и не делал специальных упражнений, чтобы мышцы оставались упругими и эластичными. Разумеется, во всём виновата его лень. Из-за неё у него теперь стёрся хрящ, но что значит стёрся? Как долго он исчезал? Он растворился в крови и лимфе, или вышел из тела вместе с жидкостями, или испарился? Как так могло получиться, что Адам совсем этого не заметил, не слышал того тихого щелчка, или треска, который услышал ортопед? Да и как он звучит? Может так тихо потрескивает низкий огонь, который разбегается по сухой траве, чтобы успеть захватить побольше места, или так тихо щёлкает реле, перед тем как прозвучит взрыв?

Адам попытался было посмотреть в интернете какой-то научный мультик, где сустав освещался то голубым, то красным светом и медленно вращался, словно дорогая ваза в сувенирном магазине. Но когда голос диктора произнёс: «От трения сустав защищён гладким, упругим, амортизирующим хрящом», Адам почувствовал такую досаду, что закрыл Ютюб. Гладкий упругий амортизирующий хрящ исчез из его тела, по непонятным причинам, а значит, точно так же может исчезнуть всё. Вообще всё.

Вечером к нему пришла Юдит и они снова лежали в темноте и рассказывали друг другу всякое, и Адам подумал, что она, возможно, уже перебрала в уме все события, которые с ней происходили, и все удивительные происшествия, и уже решила, о чём она расскажет ему вначале, а что расскажет через много лет, когда они состарятся и им станет скучно, а что не расскажет никогда.

— Мне кажется, что сегодня ты постоянно к чему-то прислушиваешься, — сказала она. — Тебе нездоровится?

— Да нет, всё нормально, — сказал Адам. — Просто я, почему-то, вспоминал сегодня, какие движения я совершаю каждый день, и вспомнил, что у меня есть одна смешная привычка. Поздно вечером, когда я уже собираюсь идти спать и обхожу квартиру, чтобы потушить свет во всех комнатах, я приоткрываю входную дверь и просовываю за дверь руку. Я нащупываю замочную скважину и проверяю, не торчит ли там забытый мной ключ. Я делаю это каждый вечер и забываю об этом наутро.

— Как интересно, — сказала Юдит.

— Да нет, это как раз обычно, — сказал Адам. — Интересно тут другое. Всякий раз, когда я это делаю, я ожидаю, что снаружи кто-то коснётся моей руки. А может быть не кто-то, а что-то. Даже не знаю, боюсь ли я этого.

— Ты милый, — сказала она, а он подложил руку ей под голову, и вдруг услышал тихий-тихий щелчок, о котором говорил ортопед. Теперь он знал, как щёлкает сустав, когда гладкий, упругий амортизирующий хрящ больше не смягчает соприкосновение костей и ему опять стало и досадно и жутко.

— Расскажи и ты что-нибудь о себе, — попросил он Юдит. — Но только правду. Расскажи что-нибудь необычное, или стыдное, чтобы я не чувствовал себя таким одиноким.

— Мне ничего в голову не приходит, как назло, — сказала она. — Прости, просто ступор какой-то.

И она взяла его за запястье и поцеловала его ладонь, и долго держала её у своего печального лица.


…

Прошла неделя и как-то вечером Юдит сказала.

— Ты меня извини, конечно, но я чувствую, что что-то изменилось. Ты обнимаешь меня как-то по другому, ты больше не печёшь по утрам блины, и иногда мне кажется, что ты прислушиваешься к чему-то, словно в комнате есть кто-то третий.

— Да, я не в форме, — признался Адам. — У меня немного болит плечо.

— Пойди к врачу.

— Толку-то… Он пошлёт меня на рентген.

— Ну и отлично, узнаешь в чём проблема.

— А что мне делать, если врач скажет в чём проблема, но ничем не поможет? Как я буду жить, зная, что моё тело разрушается? Например, если, скажем, окажется… Если выяснится… если обнаружится, что у меня полностью стёрся хрящ.

— Ну, этого-то наверняка никто знать не может, — сказала Юдит. — Хрящи не видны на рентгене.

— А ведь правда, — подумал Адам. — Как же я забыл об этом, балда! Хрящи — это ведь не кости, они не видны на снимках. Врач не может знать наверняка, а значит не всё потеряно.

Когда Юдит уснула, он пошёл на кухню и стал искать в интернете лечебную гимнастику, и он нашёл блог одного русского профессора, который объяснял, что при острых болях, таких как у него, эффективна только гомеопатическая гимнастика или микро-гимнастика. Профессор рекомендовал делать одно микро-упражнение, но делать его долго, по сорок минут, и тогда, возможно хрящ восстановится.

Адам посмотрел видео, на котором красивая девушка в розовом трико показывала, как выполнять упражнения. «Спокойненько, не спешите», — приговаривал профессор. Он был откуда-то из провинции, у него был мягкий надёжный голос, так что получалось «спукуйненько».

Тем, кто испытывал боли и напряжение в области шеи, он советовал делать микро-кивки, словно говоришь «да, да» или «нет, нет». А тем, у кого были проблемы с тазобедренным суставом, он рекомендовал делать микро-шажки. А для плеч упражнение было таким: нужно было просто сидеть на стуле и слегка поднимать плечи, а потом опускать. Адам попробовал и кивать и мотать головой и поднимать плечи. Никаких изменений он не почувствовал. (Улучшение придёт не сразу, — предупреждал врач, — чтобы достичь результатов, нужны месяцы ежедневных упражнений.) Адам вспомнил, какие огромные движения он делал на тренажёре, когда бежал в пустоте, на воздушных лыжах навстречу Юдит. Сейчас ему это категорически противопоказано. Он сидит на кухне и поднимает и опускает плечи, как цыплёнок, который учится летать. Он решил поискать в гугле, нет ли лекарств для восстановления хряща, и увидел какую-то мазь, состоящую из акульего жира. «Скелет акул почти полностью состоит из одних хрящей», — говорилось в рекламном тексте. Адам этого не знал. Он стал читать об акулах, а потом посмотрел о них короткий фильм, но, наконец, устал и пошёл спать, и ему, кажется, даже снились акулы, лёгкие и гибкие, потому что они полностью состояли из гладких, упругих, амортизирующих хрящей.

Наутро Юдит принялась разыскивать свои футболки, которые уже давно перемешались с футболками Адама, и вместе с ними стирались и сушились.

— Зачем тебе они так срочно? — спросил он.

— Я ухожу.

— Может быть объяснишь мне, что случилось?

— Хорошо, я объясню, — ответила она. — Это происходило в последние недели, но нынешняя ночь показала мне, что дальше тянуть нельзя. Ты прислушивался ко мне в темноте. Видимо ты ожидал от меня чего-то, чего я не сказала, или не сделала, или наоборот: был шокирован чем-то, что я сказала, или сделала. Ты кричал во сне: «Акула, акула!» — по твоему мне было приятно это слышать? А до этого ты уходил от меня на кухню, и думаешь я не знаю, что ты там делал? Я вставала ночью в туалет и видела, как ты сидишь, совсем поникший, и пожимаешь плечами, и качаешь головой. Ты жалеешь о том, что позвал меня к себе. Я тоже встретила в тебе много пугающего и непонятного, но у меня хватало сил держать при себе свои страхи и сомнения, а теперь прощай.

— Да нет же, Юдит, — сказал Адам, — Я прислушивался не к тебе. Я же говорил, я немного не в форме, у меня в последние дни болит плечо. Дело вообще не в тебе, а во мне.

— А вот этого я от тебя не ожидала, что ты будешь использовать ничтожные отговорки и фразы из тупых сериалов. Мне очень жаль, я ухожу.

— Ну и ладно, скатертью дорога, — сказал Адам. Он пошёл на кухню и даже не видел, как она выходит, лишь услышал, как хлопнула дверь.


…

Адам пытался не раскисать и жить дальше, но по вечерам, когда он обходил квартиру, и тушил свет во всех комнатах, ему становилось жутко. Каждый раз, когда ему хотелось проверить, не забыт ли там, снаружи ключ, он себя останавливал. А что если Юдит его предала и насмехалась над ним, рассказывая какой-нибудь подруге о его страхах и странностях? А ведь они могли в этот момент проходить мимо его дома, и она могла сказать: «Хочешь, увидеть сама, как он всё проверяет, этот параноик?» А может это даже не подруга, а её новый друг? Однажды это было особенно сильно: ему казалось, что за дверью кто-то стоит и хотелось открыть и проверить, но тогда у него появилась бы новая дурацкая привычка, да к тому же получилось бы, что он ожидает, или боится не чего-то, как раньше, а кого-то, а это было уже слишком. В конце концов, Адам приучил себя вообще не проверять, заперта ли дверь.

В спортзал он больше не ходил, зато завёл аккаунт на сайте знакомств. Он ставил компьютер на стол в кухне и открывал чью-нибудь анкету и рассматривал фотографию и читал, что пишет о себе эта женщина, и пытался прикинуть, как она выглядят на самом деле, и при этом он делал свою микро-гимнастику.

И тут он снова вспоминал о Юдит, иногда с грустью, а иногда даже с неприязнью. Возможно, хрящ в его плечевом суставе окончательно разрушился из-за неё, потому что какие-нибудь полезные витамины и вещества достались ей, а не хрящу и что же, интересно, будет дальше с его телом, с его хрящами и мышцами, если он будет раздавать их вот так, направо и налево? Но всё-таки он опять принимался листать анкеты, пока, наконец, не решился написать одной, (её звали Лея) и они стали встречаться.

— Иногда мне кажется, что мы едва знакомы, — сказала Лея Адаму. Ты рассказал мне за кого ты голосуешь на выборах, но это почти неважно, если представить, сколько всего неизвестного мне предстоит о тебе узнать.

— Возможно, мы обнаружим друг в друге много пугающего и непонятного, — сказал Адам, — но всё, что нам остаётся — это делать маленькие шаги навстречу, если у нас не будет сил делать огромные шаги. Мы просто должны не переставать совершать все эти микродвижения.

— Микродвижения?! — Ну надо же, как хорошо ты это назвал! — воскликнула Лея и провела пальцем по его бровям.

А у Юдит, тем временем, тоже появился друг, и как-то раз он сказал:

— Мы так много разговаривали, а я до сих пор не знаю, была ли у тебя в детстве собака и где ты находилась, когда рухнули Близнецы. Расскажи о себе ещё что-нибудь.

Юдит не хотелось говорить ни о домашних животных, ни о терроре, и она сказала:

— У меня бывают странные мысли, которые со стороны, наверное, покажутся ещё более странными. Например, всякий раз, когда я оказываюсь перед чужой дверью, мне кажется, что вот-вот она приоткроется и оттуда высунется чья-то рука, ну скажем для того, чтобы проверить, не забыт ли снаружи ключ. Однажды это было особенно сильно. Я стояла одна в чужом подъезде, возле чьей-то двери и слышала, как там, в квартире, кто-то ходит. В любой момент дверь могла приоткрыться и что бы я тогда делала? Я боялась, что мне захочется прикоснуться к руке того человека. Я убежала оттуда. Я сумасшедшая, да?

— Ты милая, — сказал Гиль и они поцеловались.

— Расскажи и ты что-нибудь о себе, но только правду, что-нибудь странное или стыдное, чтобы я не чувствовала себя такой одинокой, — попросила Юдит.

— Я должен подумать, — сказал Гиль – сейчас ничего такого в голову не приходит.

Он совсем по-другому двигался, и по-другому говорил, и по-другому шутил. Он вообще был не таким как Адам. Например, он курил.