– Если встретишь, будь с ней помягче.
Плечом Вика прижимала телефон к уху, руки были заняты сумками. Электричка прибывала к станции. В тамбуре толкались, наезжали тележками на ноги, давили к выходу.
– Вик?
Поезд остановился, двери резко открылись. Стали ссаживаться, спускать пакеты и тележки на платформу.
– Да-да, слышу тебя, мы только, – выпрыгнула из вагона – приехали, – она повернулась и посмотрела вопросительно на подругу, та кивнула из тамбура, мол, все нормально, выхожу. – Сереж?
– Если встретишь, ты это, будь помягче.
– Кого? А, поняла, ну конечно, – перехватила трубку рукой и показала головой Ире, направо идем.
– Сереж, мы только приехали, воздух такой, как в детстве.
– Ага, ладно, Вик, хорошо вам отдохнуть. Звони если что.
Вика засунула телефон в карман джинсов.
– Брат звонил, давал ценные указания.
– Заботливый какой, мне мать так все время звонит с советами.
Дачники постепенно рассосались.
– Ну как тебе, красота?
Ира, подруга, сразу кивнула и огляделась по сторонам. Небольшая платформа. Деревья кругом, почти лес. Станция как станция. Лес как лес. Электричка просвистела где-то за поворотом, тишина сомкнулась и закурилась вечерним туманом.
– Нас сюда на все летние каникулы с Серегой отправляли, – девушки спускались по кривым ступеням к участкам.
– А у нас никогда дачи не было, и ни к каким бабушкам меня не ссылали.
Поселок был старый. Как нарост среди редкого леса.
– И как же ты все лето проводила? В Москве что ли?
– Ну да.
Справа темнел заросший пруд с продавленной почти игрушечной пристанью. Вика шла окрыленная. Ей хотелось устроить экскурсию: посмотрите на право, там у пруда мы собирались местной компанией в школьные годы. Посмотрите налево, вот дача соседа Коли, он сошел с ума, и его приговорили здесь жить постоянно – воздух, тишина – на самом деле избавились; через два дома моя летняя подруга жила, а, наверное, и живет, у нее уже двое детей, муж был, да сплыл. Дальше владения старосты – активиста деда Володи, сухого и крикливого. Но разве ж Ирке интересно все это. Так, ностальгия. Воспоминания вставали перед глазами на каждом повороте, Вика шла и улыбалась сама себе.
– Как бабушка умерла, так мы и перестали на дачу ездить. Года три не были здесь или четыре. Серега разве только заезжал, кажется, а остальные нет.
– Не тяжело теперь?
– Нет, знаешь. Наоборот, жалею, что столько откладывала.
Они остановились у большого углового участка. Из-за забора виднелась застекленная веранда второго этажа. И огромные сосны.
– Дед был главным инженером на заводе, и когда им участки выделяли, мог выбрать.
И забор, и деревянный дом были серьезными и фундаментальными. Участок по колено зарос травой. Ира по-другому представляла себе «дачный домик». Внутри он был немного сырой и одновременно душный. Пах старой мебелью, теплой пылью. Окна открыли, и дом задышал.
– Комаров бы не запустить. Но проветрить нужно.
Вика по-хозяйски осматривалась, заглядывала в шкафчики. Поднялась на второй этаж.
– Ир, давай сюда, вещи оставим, и спать будем здесь же. Покажу. Это был наш с Серегой этаж.
Просторная комната с застекленной верандой, той, что видно от забора. Стеллажи с детскими книгами, мягкие игрушки на спинке дивана, гербарии, выгоревшие фотографии на кнопках в стене. Ничего особенного, но Ире резало глаз, она привыкла видеть коллегу с нарядного фасада, а тут заросшая калитка – для своих. Скелеты по шкафам, пыль по-свойски разлеглась. Чужая засахаренная жизнь.
Ужинать решили на веранде. Между деревьями в саду темнело, а потом чернело. Ночные бабочки бились о лампочку.
– Хорошо, что выбрались на природу. В городе от жары можно и ошалеть.
– Да, Вик, спасибо, что пригласила. В ушах звенит, как тихо.
– В Москве почти не бывает черных ночей, небо становится рыже-розовым и таким и остается допоздна.
– Мы с тобой, как англичане – о погоде говорим. – И обе рассмеялись.
Пришел и завертелся у ног чей-то кот.
– А у тебя была когда-нибудь дачная любовь, а, черт, у тебя же дачи не было.
– Дачной не было, а соседская была.
– И чем кончилось?
– Да ничем, как и школьная, и универская, и вообще любая моя любовь. – И Ирка опять засмеялась. – Ты еще детский сад вспомни!
–У меня, между прочим, в детском саду был жених. А потом я наступила ему на руку в песочнице, и он передумал на мне жениться. Стал любить девочку, которая его через забор пересадила.
Вика налила себе еще вина. Самая простая еда на свежем воздухе становилась божественной.
– Знаешь, мне кажется с соседкой любовью, это как у Пушкина – Душа ждала кого-нибудь, и дождалась.
– Вот именно, что «кто-нибудь». И этот «кто-нибудь» увеличен до размеров первой любви. Или до размеров любви вообще. И так постоянно, из одного случайного безрыбья попадаешь в другое, и кто-нибудь подворачивается. – Тут Ира облокотилась о стол, и выдала с курчавым смешком.
– А на работе тебе кто нравится?
– Да что ты, Ирка, я же замужем.
– И что? Замужем – значит никто и понравиться не может? Говорить просто не хочешь. Ну и не надо. – И сделала вид, что надулась.
– Да что тут говорить, несерьезно все это. А смешно, что детский сад и работа в одном ряду у нас.
– Ну замкнутое пространство, и понеслось. Только в детском саду лучше – никакой иерархии и все свободны.
– Главное по рукам не ходить! – смех, вино, летний вечер.
– На новом месте приснись жених невесте!
Не очень-то Ира и шутила, заклинание вполне работало. Запах свежего белья, которое привезли с собой, ветерок из окна. Она отвернулась и сразу заснула.
Вика, старший специалист по коммуникациям, счастливая жена – как она себя уверяла – смотрела на стены, на тени сосен, которые с детства не изменились, на маленькую скамеечку почти не видную в темноте – на нее бабушка ставила таз и мыла внучке ноги перед сном. Все теперь было, как и представлялось в детстве. И все было не так.
Утром встали рано, прошлись по саду – трава в росе. На вид приятнее, чем на ощупь – мокро. Дорожки заросли, деревья гнулись под листвой, как атланты под небом. Все казалось если не прекрасным, то посвежевшим – и лицо, и душа, и мысли.
Вынесли на веранду еду, готовились завтракать. Пиликнул телефон.
Серега брат: «Привет, что делаете? Какие планы?»
Сестрище: «Завтракать собираемся! Ты как?»
Серега брат: «Я тоже завтракать собираюсь. Приятного аппетита».
Вика пожала плечами.
– А ты же с Серегой знакома?
– Да, пересекались несколько раз, у тебя на дне рождения, кажется.
– И как он тебе?
– Ничего так, симпатичный. А что?
– Просто так спрашиваю, – и осталась довольна. Ее детские и школьные подруги часто «западали» на старшего брата, и она проверяла, много ли поменялось с тех пор. Не много.
Раздался стук в калитку.
– Хозяйка! Открывай! – Серега ломился и еле сдерживался, чтобы не хохотать.
– Ни чего себе! Завтракать он собирается!! С нами собирается!
Смех, объятья, роса.
После завтрака, конечно же, решено было идти на речку. Вспоминали тарзанку, визжали от холодных подводных родников, ели бутерброды с сырокопченой колбасой на бородинском хлебе. Ира как могла распускала хвост и жалела, что не стала утром краситься – на даче, зачем? А потом уже не удобно как-то – слишком очевидно.
Возвращались по жаре. От камышей поднимались вверх, на холм. Вика собирала тонкие колокольчики. За ними на холм поднялись со звяканьем и бряканьем звонков несколько велосипедистов, обогнали, обдали пылью и свернули на соседнюю деревенскую улицу. Пиликнуло, или послышалось, телефоном. Движение по карману рукой.
Брат повернулся, пригнулся, никого уже не было видно, только пыль еще оседала на тропинке. Вика заметила это движение и неожиданно для себя начала.
– Соседка есть у них одна... , – и многозначительно смотрела на небо, младшая сестра, что возьмешь.
– Как вспомнишь, как давно расстались, обо мне она не спросит все равно, ты расскажи всю правду ей... , – брат подхватил с таинственным видом.
– Сережа, какую правду?!
– ...пустого сердца не жалей, пускай она поплачет, ей ничего не значит! – Он говорил скороговоркой, чтобы не успели перебить.
– Сережа, у тебя же все хорошо!
– Ты первая начала, ничего не знаю.
Ира смеялась вместе со всеми, но поймала себя на мысли, что ей неприятно – соседка какая-то. Она уже представляла (для этого обычно хватало и пары минут, а тут пол дня), как она приезжает сюда к Сереже, без Вики, естественно. И тут намеки. Она расстроилась.
Пришли расслабленные, с тяжестью в руках и ногах от солнца. Поставили цветы в банку, муравьи щекотали пальцы. Готовились обедать.
– Вик, знаешь, я не останусь, ешьте без меня.
Недоумение.
– Поеду я. Какая вам разница, вы все равно вдвоем приехали.
– А ты куда?
– Пойду, к бабушке Вале зайду, надо ей мангал отнести, я в прошлый раз не отнес, и теперь нужно. А потом и домой.
– Ей что, срочно мангал понадобился, ты чего? Я думала мы вместе теперь посидим, не порть сюрприз.
– Нет, я пойду, мне еще с ней поговорить надо, ты же знаешь, я дружу со старушкой. – Серега прошел к воротам, потом вернулся за старым мангалом, который стоял, прислонившись к стене дома.
– Все, давай! – Махнул косо, и хлопнул калиткой.
Ира стояла на веранде, смотрела одновременно с разочарованием и любопытством. Машинально продолжала протирать вафельным полотенцем посуду.
– Будем вдвоем с тобой обедать, – как можно равнодушнее, будто так и надо, сказала старший специалист по коммуникациям, прошла в кухню и долго возилась с помидорами и огурцами. «Если встречу, не буду помягче, не заслужила».
Когда вынесла и поставила тазик с салатом на стол, то многозначительно начала.
– Тра-та-та, по прежне следу, в ваши дивные края через год опять приеду и влюблюсь, до ноября.
– Пушкин что ли?
– Так точно, он.
– Ты к чему вдруг вспомнила?
– К нашему вчерашнему разговору. Про случайную соседскую любовь. Вроде случайная, сезонная даже, а вон – длится и длится.
– Не угадаешь, – Ира пожала плечами.
Душистое масло в салате, веранда, жара.