1.
В приёмной врача эстетической клиники многолюдно:
красивые люди с плотными, до кости, губами,
прокрашенными лиловым, бордовым, густым веществом;
красивые дети с маленькими руками,
большими глазами, наполненными
неизвестным мне веществом.
И ещё, прислонившись к стене, сидит одноглазая мама,
большая, тёплая мама с редкими волосами,
с толстой кожей поверх левой глазницы,
а правый глаз смотрит на сына-подростка, он рядом.
Он в чёрном старом спортивном костюме,
он в старых очках с крупными стёклами,
он коротко стрижен,
с птичьим профилем, сухой плотной кожей,
покрывающей тело его как будто не полностью.
Я спрашиваю врача: «Приглашаю к нам мальчика?
Он там, он в приёмной, он, кажется, следующий».
Но врач, понижая голос, снимая маску,
мне врач говорит: «Это девочка, девочка.
Я тоже сначала подумала — мальчик, мальчик.
Потом слышу — глагольные окончания «ала-ала».
Это девочка, посмотри запись, зовут Ирина.
Приглашай, позови, пусть проходит».
И Ирина проходит,
действительно, точно — Ирина.
Я смотрю на ирины руки, они — красивые.
С пальцами женщины, девушки, девочки,
С правильными ногтевыми пластинами.
2.
У Господа так не принято — предупредить:
«Это девочка, девочка».
В приёмной всё смешано и, как всегда, многолюдно.
Возможно, что ассистент Бога смотрит и думает:
«Мальчик. Я приглашаю?»
Или не успевает спросить и думает:
«Мальчик. Я приглашаю».
И приглашает, назвав его Павлом, Петром, Андреем,
и девочке долго приходится соглашаться.
Из уважения, из воспитания, из смирения.
3.
Так нас зовут, и так мы приходим,
так приглашают, и мы идём —
двуполые,
смешанные,
одетые не по погоде,
не по половому признаку
и не по возрасту,
а так,
словно бы не успевала,
накинула первое попавшееся тело
и мамин живот скорее освободила,
где долго потом было слышно
«ала-ала», «ила-ила»,
да кто же теперь разберёт.