1.

В приёмной врача эстетической клиники многолюдно:

красивые люди с плотными, до кости, губами,

прокрашенными лиловым, бордовым, густым веществом;

красивые дети с маленькими руками,

большими глазами, наполненными

неизвестным мне веществом.



И ещё, прислонившись к стене, сидит одноглазая мама,

большая, тёплая мама с редкими волосами,

с толстой кожей поверх левой глазницы,

а правый глаз смотрит на сына-подростка, он рядом.

Он в чёрном старом спортивном костюме,

он в старых очках с крупными стёклами,

он коротко стрижен,

с птичьим профилем, сухой плотной кожей,

покрывающей тело его как будто не полностью.



Я спрашиваю врача: «Приглашаю к нам мальчика?

Он там, он в приёмной, он, кажется, следующий».



Но врач, понижая голос, снимая маску,

мне врач говорит: «Это девочка, девочка.

Я тоже сначала подумала — мальчик, мальчик.

Потом слышу — глагольные окончания «ала-ала».

Это девочка, посмотри запись, зовут Ирина.

Приглашай, позови, пусть проходит».



И Ирина проходит,

действительно, точно — Ирина.

Я смотрю на ирины руки, они — красивые.

С пальцами женщины, девушки, девочки,

С правильными ногтевыми пластинами.



2.

У Господа так не принято — предупредить:

«Это девочка, девочка».



В приёмной всё смешано и, как всегда, многолюдно.



Возможно, что ассистент Бога смотрит и думает:

«Мальчик. Я приглашаю?»



Или не успевает спросить и думает:

«Мальчик. Я приглашаю».



И приглашает, назвав его Павлом, Петром, Андреем,

и девочке долго приходится соглашаться.

Из уважения, из воспитания, из смирения.



3.

Так нас зовут, и так мы приходим,

так приглашают, и мы идём —

двуполые,

смешанные,

одетые не по погоде,

не по половому признаку

и не по возрасту,



а так,



словно бы не успевала,

накинула первое попавшееся тело

и мамин живот скорее освободила,



где долго потом было слышно

«ала-ала», «ила-ила»,



да кто же теперь разберёт.