Андрей Юрьев
РВАНЫЙ КАЛЬМАР СО ВКУСОМ КРАБОВОГО МЯСА
ноябрьские заметки

• Герцену

Охох. Чаю. И существительно, и глаголически. "Провело косой по вторым всходам надежды". Это из Герцена. Вспомнилось. Как он писал мастерски! Хороший несчастный умнейший сильно пьющий русский человек в бесконечно чужой и обманчиво близкой Европе. Кто бы вот о Герцене кино снял что ли. Или чур меня, три раза тьфу за плечо и по дереву три? Чур меня. Чур. Тут много любви надо, чтобы такие истории рассказывать. А любви ныне-то мало-маленько, сердечки у всех курячьи, но то пока. Народятся и телячьи. И толкнут кровь по всем жилкам. Чаю. И тогда уж Александр Иванович, дорогой, и о вас расскажем, как вы с Энгельсоном-то засиживались до гальских петухов.



• Дачное

Странно слышать стрельбу. Как будто нечто знакомое, хотя откуда, когда неоткуда. Полагаю, это АК. Хотя откуда мне знать, что именно АК. Но это он. И самолёты. Очень низко летают эти самолёты. Всё детство летали эти самолёты. Мне говорили, что топографические, дескать, местность снимают. Серые самолёты с пропеллерами, но это днём и в ясную погоду, а ночью, разглядел, они, как летающие кресты. Четыре огонька горит: два по крыльям мигают и два на пузе, носу и на хвосте не мигают. Низко летит. Низко звучит. У-у-у. А стрельба с полигона. Па-па-бам. Полигон далеко, а выстрелы слышны. Па-па-бам. А потом вдруг тихо-тихо сделается. Вот так вот. И ещё. В ноябре деревья видят. Они ничего не видят в листьях, как бобтейлы сквозь чёлки, а к поздней осени прозревают и к середине ноября видят уже очень и очень зорко. И людей, и редких птиц. А потом снег залепляет глаза, и деревья опять ничего не видят. Белые берёзовые сны разве что. В ноябре своя жизнь, похожая на глубоководную. Свои насекомые, свои цветы. Удивительная жизнь. Может быть самая удивительная, никем не примечаемая и самая скоротечная, потому что вот-вот снег и всё-всё.



• Смерть бомжа

Это первое, что я увидел с утра в окно. Помойный ржавый гроб, три мента и мятый грязный труп бомжа в узком проходе между гробом и стеной кирпичного флигеля. Менты потоптались, покурили и сдриснули. Какой-то мужик выносил коробки на выброс, несколько ходок проделал. Какие-то то ли брошюры, то ли журналы просыпались из этих коробок и упали на труп. На мёртвую человечью кучу. Мужик, похоже, пребывал в своих мыслях. Помойка, бомж лежит, кто его знает: живой или мёртвый. Всё равно уже как бы не человек. Доходяга. Соц-мертвец. Я заварил кофе, снова глянул в окно. Труп исчез. Забрали. К помойке подходит человек на лыжных палках. Начинает рыться. Я отхожу от окна. Я пью кофе и думаю: вот такое утро. У меня под окном умер человек. У него было имя. У него была мама. У него было детство, отрочество, юность. У него была жизнь и судьба. Ему было суждено умереть сегодня у помойки, как собаке. Нет, куда хуже, чем собаке.



• Пять вечера

Не, ну а как мы живём-то?
Мы живём чинно, достойно и немного грустно. Мы живём у себя дома. Иногда нам грустнее обычного, чернее что ли, сумрачнее. По привычке валим на погоду, давление, магнитные бури, плохое тесто в сэндвиче, дурной сон, вирус-шатун, нелюбимый день недели, вторник какой-нибудь или четверг, у кого что. Но главное, мы дома. Никто нам ничего не должен. Это верно. Но ведь и мы никому ничего не должны. Тоже верно. Делаем, что хотим. Любим, бесимся, но всё себе ж угождаем. В жопу ж царя, народ, кто там ещё в очереди на угождение? Туда ж себе. Ноябрь. Ноябрь это тот ещё господин. Сволочь порядочная, по-русски-то говоря. Прохарчин такой-эдакий на сальном пуфе, в общак на чай гривенник скидывает, тетёря.. помри и не вспомни. Много у Достоевского этих ноябрьских господ в паскудных енотах и немецких бобриках, и на жёлтой вате под жёлтым снегом, светом.. Узнал сегодня, господа, что человека покрывают два квадратных метра кожи. 2 кв. м. Опять эти два именно квадратных! Писателю много места не надо, как и покойнику. Ему этих вот двух квадратных только и надо. Всё. Пять вечера. Стемнело. К чаю. Последнее надобно в столбик:
Всё.
Пять вечера.
Стемнело.
К чаю.



• Объявление

Рукописное объявление прочитал:
«Потерялась кошка с чёрной головой... любимая» и телефон.
Думаю теперь. Кошка с чёрной головой, пожалуйста, вернись, найдись.
Ты... любимая. Именно вот так, через многоточие. Тебя очень ждут.



• О работе

Многие не хотят «работать на дядю», но знают ли эти многие, что самый страшный дядя, босс, насяльника, самая вот такая железная, бетонная, бронебойная диктатурина, кровососина, сатрапище, тиранище, тараканище.. ну понятно ж где она и кто она. Она сам ты и есть. Это ужасно. Себя нельзя уволить и от себя нельзя уволиться. Только скрипеть зубами и слова нехорошие пыхтеть, и мыслить, конечно, мыслить бесконечно-мечтательно о свержении настоящего кровавого режима, внутреннего, а не фальшиво-плюшевого внешнего этого вашего (или не вашего).

(за шарлоткой)



• Ночь в городе

Ночь ноябрьская для современного города нестерпима, потому что ноябрь, чернота и голь она ж о смертушке, а смертушка отменена иллюминацией + преждевременная поллюция новогодних (sic!) гирлянд и ёлочек повсеместно, включая магазины дешёвого эротического белья (блёстки по стёклам, за стёклами снегурки). 22 ноября, а на Московском уж мэрия-кристмас-пластмасс вовсю, но вот ночью нынешней будней слышатся всё ж иные песни. Железные песни железного города. Свист, вой, дрожь (крыши, знаки дорожные), всхлипы железа, плач железа, бегущие кувырком пакеты полиэтиленовые, листья кленовые хмуро-серые, похожие на крысок с хвостиками, тоже бегут, картоновый шкряб об асфальт пакетов из-под вина "Изабелла". Всё бежит, всё звучит. Музыка отличная. Сферический Шнитке и этот.. Пендерецкий, да. Хожу попсарём, пью томный имбирный чай из ночной кофейни. Алкоголь в полнолуние не по нервам. Курить я бросил. Вторую ночь снится красное мальборо. Распаковываю, открываю, нюхаю, закрываю, просыпаюсь. И последний взглас. О! Ничтожно-суетные торопыги! Уберите вы прочь свои рождественские преждевременности! Ехидны. Затаитесь и внемлите песне северной ночи.



• Первый снег

Первый снег нонче робок. Присел на краешек, по крышам тонким тюлем прилёг в лучах этих окончательно уже неживых и cтрашно-вечных диодных жэкэха-бра, спит не спит? будет таять или не будет? не решился ещё, а падал как? так и не падал, и не кружил, а задумчиво что-то про себя вспоминал что ли, с остановками и замираньями, и ведь не из откуда-то шёл, а как бы изнутри воздуха ткался. Очень редкий и дивно деликатный снежок, какой-то прямо принц нездешний. Тут странно было б удержаться и не вывести известного русского словца по такому-то ажурному Гансу Христиану, мол, ты соображаешь, куда именно выпал, маин либэ? Запомним тебя *****


ноябрь, 2018 год