— Кофе. Гриис кофе, — я сказал это и застыл, не зная, всё ли сделал правильно, поняли ли меня или нет.
Женщина, сидевшая возле тёмного дверного проёма, кивнула и стала тяжело подниматься. Качнулась длинная юбка и темнота проглотила её где-то в глубине дома. Я остался совершенно один под деревянной обрешёткой навеса, в тени которого и размещалась эта таверна. Столики, накрытые белыми скатертями, с придвинутыми тяжёлыми стульями, стояли двумя рядами. Я выбрал один из тех, что были приставлены к перилам, за которыми скала уходила отвесно вниз.
Было три часа. Раскалённый воздух, как сухими пальцами прикасался к опалённой горящей коже на руках и шее. Из-за жары или по какому особому распорядку сейчас здесь никого не было.
Первый раз я прошёл здесь в поисках бухты, о которой мне сказали в отеле, удивительной своим небольшим пляжем с песком нежно-розового цвета. Пляж был зажат между двумя скалистыми грядами, с маленьким отелем, на окнах которого висели зелёные ставни и на подоконниках в кадках росли алые петунии. Розовый оттенок песку, как я решил тогда, придавали перемолотые волнами ракушки. Плыть в прозрачной воде было страшно. Очень быстро близкое дно обрывалось в густую синюю глубину. Пальцы скал были облеплены чёрными длинноиглыми ежами, один вид которых наполнял сердце тревогой. Я сделал несколько снимков, но они не передавали ничего этого.
К этому пляжу по бровке скалистого берега шла каменистая дорога. Она то расширялась и разглаживалась старым асфальтом, то уходила от берега и прижималась к слоистым срезам геологического ужаса, однажды смявшего и выдавившего на поверхность, превратившего в горы, морское дно.
Но здесь эта дорога упиралась в таверну и продолжалась уже за ней. Тогда в тот первый раз я решил сюда вернуться, именно в это место со странным желанием, сесть, заказать кофе и дочитать книжку, а именно рассказ «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера» Хемингуэя.
Ветер трепал мягкую обложку и несколько первых страниц. Женщина вернулась и поставила передо мною маленькую чашечку, обхватывающую густой кофе.
Наступал этот момент, ради которого я и пришёл сюда. Я поискал сахар, но ни на моём столе ни на других сахарниц не было. Сделал первый глоток, морщась, так как не любил кофе без сахара, но он не был горьким, а как раз чуть сладким, с вплетёнными нитями в песочный вкус кофе, приготовленного в турке. Разгоняя этот глоток по полости рта, я осторожно взял в руки книжку, скользнул взглядом по странице и сразу же окунул его в твёрдое насыщенное однотонным голубым цветом небо, смотрел на наклонённое ко мне спокойное синее море. Горизонт был размазан, здесь две тверди сцеплялись, проникая друг в друга. Скалы отступали. Солнце слепило, отражаясь от белого паруса небольшой яхты, бросившей якорь на некотором удалении от берега.
Так прикасаясь губами к кофе, я читал про трусливого Макомбера, его надменную и неверную жену, и старого льва, свежая тяжёлая шкура которого уже была скручена и погружена в автомобиль. Сбиваясь из одной знойной реальности в другую, я с удовольствием ловил себя на том ощущении, что уже с уверенности не сказать, где же я сейчас на самом то деле. Чистое наслаждение, как в объятиях призрачной девушки, влюблённой в меня настоящего.
Я знал, что могу сидеть здесь долго. Никто не притронется к моей опустевшей чашке, пока я не вернусь в тело. Но стоит ли. Небо, море, скалы наполняли меня, выбеливая мысли. Время зацепилось секундной стрелкой за этот момент и подрагивало от невозможности двинуться дальше.
Странно. Я не заметил, когда она села за три столика впереди меня. Женщина со светлыми волосами, стянутыми в хвост, в белом простом платье. На шее ожерелье из круглых бирюзовых камней. Она не смотрела на меня. Только на море. Время от времени поднося к губам маленькую кофейную чашечку. Она была бесшумна и даже призрачна, но одно присутствие кого-либо здесь в этом месте в полностью безлюдном мире сбивало меня. Я заметил, что читаю одну и туже фразу, подношу раз за разом пустую чашку, бросаю взгляды в сторону женщины, подмечаю невероятную притягательность и красоту чистой линии её профиля. Нарастающая тоска вернула ставшее вдруг несносным жжение сожжённой солнцем кожи, которая скоро сползёт белыми перьями — прах праху недельному отдыху.
Засуетившись, задвигавшись, я привлёк внимание хозяйки. Она принесла счёт. Я расплатился и поспешно ушёл.
Вечером я увидел её в ресторане на ужине. Только она была уже не в белом платье. А в чёрном, как и небо за окном. Но бирюзовые камни обхватывали её шею, словно выстроившиеся одна за другой планеты. Произошло странное. Она увидела меня и в приветствии кивнула, чуть-чуть улыбнувшись, словно ей было и приятно, и забавно видеть меня.
После ужина я сидел у бассейна, держа в руках стакан с уже привычным анисовым виски, злясь на себя, но всё так же продолжая высматривать её в появляющихся вблизи людских фигурах. Я не знал, что буду делать, когда увижу её, смогу ли подойти… была, впрочем, надежда на виски, что, благодаря ему, я осмелюсь и…
— Извините, — она стояла надо мною, держа в руке книжку Хемингуэя, — я решила забрать её из таверны.
В этот момент мой стакан выскользнул из ослабевших пальцев и разлетелся вдребезги, разбившись о кафельный пол.
Её кожа светилась светом полной луны. Мои губы прикасались к её сияющей шее. Ожерелье рассыпалось на пылающей простыне, сбитой складками, словно доисторическими скальными породами, уходящими вглубь земли, сотрясаемые глубокими подземными толчками, стирающими время, разум, реальность.
У меня оставалось более сорока минут до начала рабочего дня. Я оказался возле площади Восстания, шёл к работе по Невскому проспекту. Октябрьское утро сумрачным, но ещё настойчивым светом медленно напитывало серое дождливое небо. Капли ударялись о щеки и щипали. Кончик носа замёрз. Я увидел греческий кафетерий, голубым неоновым светом отражающийся на мокрых тротуарных плитах. Прошёл мимо, но потом решил зайти. Вернулся и переступил порог. Длинное помещение уходило в глубину, по правую сторону тянулась стойка, с левой стороны была лестница, уходившая на второй этаж, и под ней стояли столики, накрытые белыми скатертями. Было тихо. Быть может, всё ещё было закрыто. Я в нерешительности приблизился к стойке, за которой сизощёкий парень сосредоточенно считал мелкие деньги и выкладывал их в кассу.
— Гриис кофе, — сказал я.
— Чего? — парень с досадой посмотрел на меня, видимо, сбившись со счёта.
— Кофе…
— Большой маленький? С сахаром? Оплата наличными или картой…
Я долго сидел в ожидании, катая по столу бирюзовую бусину. Когда кофе принесли. Сделал один только глоток. Обжёг язык. Поморщился от невыносимой сладости. Отодвинул от себя. Встал и вышел в холодный серый день.
Женщина, сидевшая возле тёмного дверного проёма, кивнула и стала тяжело подниматься. Качнулась длинная юбка и темнота проглотила её где-то в глубине дома. Я остался совершенно один под деревянной обрешёткой навеса, в тени которого и размещалась эта таверна. Столики, накрытые белыми скатертями, с придвинутыми тяжёлыми стульями, стояли двумя рядами. Я выбрал один из тех, что были приставлены к перилам, за которыми скала уходила отвесно вниз.
Было три часа. Раскалённый воздух, как сухими пальцами прикасался к опалённой горящей коже на руках и шее. Из-за жары или по какому особому распорядку сейчас здесь никого не было.
Первый раз я прошёл здесь в поисках бухты, о которой мне сказали в отеле, удивительной своим небольшим пляжем с песком нежно-розового цвета. Пляж был зажат между двумя скалистыми грядами, с маленьким отелем, на окнах которого висели зелёные ставни и на подоконниках в кадках росли алые петунии. Розовый оттенок песку, как я решил тогда, придавали перемолотые волнами ракушки. Плыть в прозрачной воде было страшно. Очень быстро близкое дно обрывалось в густую синюю глубину. Пальцы скал были облеплены чёрными длинноиглыми ежами, один вид которых наполнял сердце тревогой. Я сделал несколько снимков, но они не передавали ничего этого.
К этому пляжу по бровке скалистого берега шла каменистая дорога. Она то расширялась и разглаживалась старым асфальтом, то уходила от берега и прижималась к слоистым срезам геологического ужаса, однажды смявшего и выдавившего на поверхность, превратившего в горы, морское дно.
Но здесь эта дорога упиралась в таверну и продолжалась уже за ней. Тогда в тот первый раз я решил сюда вернуться, именно в это место со странным желанием, сесть, заказать кофе и дочитать книжку, а именно рассказ «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера» Хемингуэя.
Ветер трепал мягкую обложку и несколько первых страниц. Женщина вернулась и поставила передо мною маленькую чашечку, обхватывающую густой кофе.
Наступал этот момент, ради которого я и пришёл сюда. Я поискал сахар, но ни на моём столе ни на других сахарниц не было. Сделал первый глоток, морщась, так как не любил кофе без сахара, но он не был горьким, а как раз чуть сладким, с вплетёнными нитями в песочный вкус кофе, приготовленного в турке. Разгоняя этот глоток по полости рта, я осторожно взял в руки книжку, скользнул взглядом по странице и сразу же окунул его в твёрдое насыщенное однотонным голубым цветом небо, смотрел на наклонённое ко мне спокойное синее море. Горизонт был размазан, здесь две тверди сцеплялись, проникая друг в друга. Скалы отступали. Солнце слепило, отражаясь от белого паруса небольшой яхты, бросившей якорь на некотором удалении от берега.
Так прикасаясь губами к кофе, я читал про трусливого Макомбера, его надменную и неверную жену, и старого льва, свежая тяжёлая шкура которого уже была скручена и погружена в автомобиль. Сбиваясь из одной знойной реальности в другую, я с удовольствием ловил себя на том ощущении, что уже с уверенности не сказать, где же я сейчас на самом то деле. Чистое наслаждение, как в объятиях призрачной девушки, влюблённой в меня настоящего.
Я знал, что могу сидеть здесь долго. Никто не притронется к моей опустевшей чашке, пока я не вернусь в тело. Но стоит ли. Небо, море, скалы наполняли меня, выбеливая мысли. Время зацепилось секундной стрелкой за этот момент и подрагивало от невозможности двинуться дальше.
Странно. Я не заметил, когда она села за три столика впереди меня. Женщина со светлыми волосами, стянутыми в хвост, в белом простом платье. На шее ожерелье из круглых бирюзовых камней. Она не смотрела на меня. Только на море. Время от времени поднося к губам маленькую кофейную чашечку. Она была бесшумна и даже призрачна, но одно присутствие кого-либо здесь в этом месте в полностью безлюдном мире сбивало меня. Я заметил, что читаю одну и туже фразу, подношу раз за разом пустую чашку, бросаю взгляды в сторону женщины, подмечаю невероятную притягательность и красоту чистой линии её профиля. Нарастающая тоска вернула ставшее вдруг несносным жжение сожжённой солнцем кожи, которая скоро сползёт белыми перьями — прах праху недельному отдыху.
Засуетившись, задвигавшись, я привлёк внимание хозяйки. Она принесла счёт. Я расплатился и поспешно ушёл.
Вечером я увидел её в ресторане на ужине. Только она была уже не в белом платье. А в чёрном, как и небо за окном. Но бирюзовые камни обхватывали её шею, словно выстроившиеся одна за другой планеты. Произошло странное. Она увидела меня и в приветствии кивнула, чуть-чуть улыбнувшись, словно ей было и приятно, и забавно видеть меня.
После ужина я сидел у бассейна, держа в руках стакан с уже привычным анисовым виски, злясь на себя, но всё так же продолжая высматривать её в появляющихся вблизи людских фигурах. Я не знал, что буду делать, когда увижу её, смогу ли подойти… была, впрочем, надежда на виски, что, благодаря ему, я осмелюсь и…
— Извините, — она стояла надо мною, держа в руке книжку Хемингуэя, — я решила забрать её из таверны.
В этот момент мой стакан выскользнул из ослабевших пальцев и разлетелся вдребезги, разбившись о кафельный пол.
Её кожа светилась светом полной луны. Мои губы прикасались к её сияющей шее. Ожерелье рассыпалось на пылающей простыне, сбитой складками, словно доисторическими скальными породами, уходящими вглубь земли, сотрясаемые глубокими подземными толчками, стирающими время, разум, реальность.
У меня оставалось более сорока минут до начала рабочего дня. Я оказался возле площади Восстания, шёл к работе по Невскому проспекту. Октябрьское утро сумрачным, но ещё настойчивым светом медленно напитывало серое дождливое небо. Капли ударялись о щеки и щипали. Кончик носа замёрз. Я увидел греческий кафетерий, голубым неоновым светом отражающийся на мокрых тротуарных плитах. Прошёл мимо, но потом решил зайти. Вернулся и переступил порог. Длинное помещение уходило в глубину, по правую сторону тянулась стойка, с левой стороны была лестница, уходившая на второй этаж, и под ней стояли столики, накрытые белыми скатертями. Было тихо. Быть может, всё ещё было закрыто. Я в нерешительности приблизился к стойке, за которой сизощёкий парень сосредоточенно считал мелкие деньги и выкладывал их в кассу.
— Гриис кофе, — сказал я.
— Чего? — парень с досадой посмотрел на меня, видимо, сбившись со счёта.
— Кофе…
— Большой маленький? С сахаром? Оплата наличными или картой…
Я долго сидел в ожидании, катая по столу бирюзовую бусину. Когда кофе принесли. Сделал один только глоток. Обжёг язык. Поморщился от невыносимой сладости. Отодвинул от себя. Встал и вышел в холодный серый день.
~
ОБ АВТОРЕ:
Вадим ШАМШУРИН
Писатель. Родился в 1980 году в г. Клайпеде (Литва). Окончил факультет географии и геоэкологии СПбГУ. Публиковался в журналах «Дружба народов», «Урал», «Сибирские огни» и др. Автор книги рассказов "Сети" (издательство ИЛ-music, 2016). Живёт в Санкт-Петербурге.
Писатель. Родился в 1980 году в г. Клайпеде (Литва). Окончил факультет географии и геоэкологии СПбГУ. Публиковался в журналах «Дружба народов», «Урал», «Сибирские огни» и др. Автор книги рассказов "Сети" (издательство ИЛ-music, 2016). Живёт в Санкт-Петербурге.
