Идiотъ. Петербургский журнал #5

Максим Овчаров



АПЕЛЬСИН




Забудем человека, обратимся к флоре. Вот свежий апельсин на столе в общежитии, а вот он несвежий, чёрный. Через неделю, под истончившейся коркой кипит фруктовый суп из бактерий и гнили, роя маленьких сказочных существ. Через месяц он прах и тлен, горка прожорливой серой плесени. Вот где настоящее искусство, любовь и смерть, поглощение, обладание. Не в человеке.

***

Текст должен быть списком предметов, натюрмортом, бесконечным перечислением. Вот маленькая сырая комната, стул, стол, фрукт на тарелке, тетради, кровать, Даша, я. Даша отпиливает тупым ножом с мелкими зубчиками тёмный, порченый бок апельсина. Новый запах смешивается с ароматами, сочащимися из соседней комнаты, там китайские студенты варят что-то неведомое: водоросли, папоротники, хвощи. Поры ветхих стен не скрывают ни запаха, ни звука, китайцы смеются, много их.

— Мы делили апельсин, много нас, а он один, — говорит Даша, аккуратно расставляя дольки. Они смотрят на меня, людоеда, морщась белыми прожилками. Смотрят глубоко, в детство.

В 4 года мы с Дашей — большие озорники. Возимся в песке с лопаткой и ведёрком, сажаем плантацию листьев и веточек. Над нами нависает седая голова, улыбается: «А ну-ка, дети, кто хочет апельсинку? Нет, руки грязные, открывайте рты!» Даша медленно открывает зубастый клювик, яркий полумесяц ныряет в него, потом ещё один. Даша похожа на маленького птенца с белым пухом и длинной шеей.

Свою дольку я долго держу во рту, аккуратно полируя кожицу. Как только бабушка уходит, я выплёвываю фруктовую мякоть вместе с длинной, яркой слюной и быстро засыпаю песком.

***

Люди не нашли всходов ни через неделю, ни через месяц, в барханах песочницы было всё так же тихо и пыльно. Мой апельсин был умнее, он рос вверх ногами, вгрызаясь в землю огромным, жилистым червём. Злой и сильный он прятался, чтобы когда-нибудь порвать слоёный пирог культурного слоя, земли и глины, асфальта и времени. А мы с Дашей росли глупо, по-человечески, два голодных и добрых сказочных существа.