СЕРАЯ ГАММА ТИШИНЫ...
Почему-то я долго его выбирал. Умилительный плюшевый медведь. Нервно хихикающая девушка спросила, с нажимом на намёк:
— Это для девушки?
Мой ответ застрял в жесте почёсывания упрямой пряди волос надо лбом. Она поняла и прощебетала, что медведи, обнимающие сердце, очень популярны, употребив припечатывающую оценку «нарасхват». Я с прищуром посмотрел на верхнюю полку, откуда бездонными пластиковыми обрывками неношеной бижутерии смотрели мягкие символы любви и верности. Произнёс:
— Нет, сердце будет мешать.
Кто вообразил, что медведь, обнимающий сердце — залог поцелуя от внезапной радости? Хотя бы в щёку. Чьи сердца держат медведи? — а их целый ряд. Пока продавщица ищет то, что могло бы вызвать её восторг, я считаю. Их тринадцать. Чёртова дюжина. Это их сердца? Если нет, у кого они сердца украли? Пришла мысль о несчастной швее, приносящей в жертву свою улыбку каждый день. Такую, припасённую на плохой вечер улыбку. Чушь! Этих мишек шьют машины. Продавец вынула серого, понурого мишку и пытливо заглянула в стекла моих тёмных очков.
— Как вам?
Сойдёт. У него сиротливый вид, именно такой медведь — приручённый и внезапно брошенный — вызывает прилив незамутнённой мыслью нежности. Тебе понравится. Я плачу за игрушку, прижимаю медведя к телу и выхожу в день. Он тих и мягко светел. Словно город прихорашивается к твоему дню рождения, готовит тебе к празднику сюрприз. Праздник — завтра.
Тебе двадцать два. Уже три часа ты — двадцатидвухлетняя девушка. Приятная дата, когда мой возраст позволяет тебе изредка подтрунивать надо мной. Папик. Ворчун. Дядька. Тебе мнится, что между нами пропасть лет. Это из фильма Милоша Формана: «Я никогда не стану старой и толстой». Так говорила уставшая от алкоголя и наркотиков жена Курта Кобейна. Ты не такая, как она. Если я пытаюсь поцеловать тебя, а в радиусе десяти метров хотя бы один посторонний, ты смущаешься. А Кортни смогла бы сорвать с себя лифчик даже на церемонии вручения «Оскаров». Я всё-таки хочу пройти до твоего дома пешком. К тому же, стемнеет. Так будет лучше. Может, ты зажжёшь свечи для интимной обстановки. В ней будет легче говорить о сокровенном, тех местах, куда не пускают психоаналитика. Потому что они не работают по ночам, а прячущуюся тьму невозможно разоблачить при свете дня. Шаг мой рассеян. Отчего так тихо? Мало людей. Все уже прикончили свои дела и совершают ритуалы: кто поедает ужин, отдавая омертвевшие клетки кожи магниту телеэкрана, кто-то натягивает на себя дизайнерские причуды для похода на клубную мессу, а ты задуешь свечи на торте. Ты не будешь меня ждать, ты не звонила двое суток, и твоё желание, загаданное в ароматах гари и воска, наверняка не будет связано со мной.
Улицы предоставлены ветру и одиноким прохожим. Вспоминаю, что сегодня — выходной. Как удачно: день рождения не пришлось переносить. Это столь неприятно — делать радостный вид после принятых поздравлений, улыбаться тому, что становишься старше, что твои шестнадцать были легки и совсем недалеко, ощутимые. А теперь — какая-то ступень. Другие ощущения. Взрослые. Есть цинизм, мысли о будущем не на неделю вперёд. Чёткие цели, достижимые. Слетать в Египет. Поставить брекеты. Закончить институт, а там.. У ларёчка со сдобой и слипшейся в прозрачных пакетах карамелью стоят два парня. Один выдаёт:
— Блин, пахнет сероводородом.
Школьники. Нелепая фраза из уст мальчишки. У меня в мозгу такой словообраз ни за что не сложился бы. Нельзя было сказать: «воняет тухлыми яйцами»? Дико, малыши, а уже неестественные. Идут девчонки. Тоже школьницы. Взгляды бегающие, смеются. Вечер подогревает молодёжь, обещая открытия за углом, возможность окунуться в новую ситуацию и выскользнуть из неё, не оцарапавшись. Я настраивался на медленный шаг до твоего дома, но нет. Меня никто не обгоняет, я рвусь к тебе с последними пожеланиями. Навстречу ковыляет старушка. Взгляда нет, она витает в своей разрозненной повседневности, в ежедневных попытках свернуть нить, опутавшую несколько десятков лет и не имеющую начала. Никаких сюрпризов, мир шагает ей в такт, не удивляясь.
Твой дом. Я почему-то мечтал, идя ему навстречу, что лишь в твоём окне будет свет, словно другие жители девятиэтажки решат провести вечер (суббота или воскресенье?) в летаргии. Лет пятнадцать назад я любил играть в «реверси». Смешная такая игра с синими и белыми фишками. Логическая. Я так поднаторел в ней, что почти неделю, разгуливая по ночным кварталам, смотрел на дома и видел вертикальные, горизонтальные и диагональные линии. С окнами твоего дома не получится хорошей игры. Ни у ангела, зажигающего окна, ни у беса, поедающего лампочки. Твой подъезд. Код к нему я никогда не забуду. Спустя годы, посреди ночи, меня разбудят неспокойные духи и возопят: «Как открыть дверь её подъезда?!», и я, не раздумывая, одним выдохом произнесу четыре цифры. Жму на кнопки. Мелодия ещё та. Не попал ни в одну ноту сентябрьского вечера. Он залит соблазном и мёдом, и кто-то, словно медвежата из сказки, затаив дыхание, ожидает падения листа.
Ты открываешь дверь, смеясь:
— Мы начали без тебя, Коля, извини!
Ты смотришь на мои руки и замечаешь пакет. Твоё лицо расплывается в улыбке предвкушения самого замечательного сюрприза, ты милостиво целуешь мою левую щеку и тянешь левую руку к моей правой руке. Не удивлен твоим жестом, ты не собираешься помять мне пальцы со значением, ты пытаешься выудить подарок. Боюсь отвечать на твой поцелуй, а то всё испорчу. Тебе, им, себе. Твои гости галдят и смеются. Если ты им ничего обо мне ещё не говорила, в будущем поводов для бесед обо мне появится немало.
— Вика, не торопись. Дай мне раздеться.
Притворная гримаса обиды — самое неуместное выражение на твоем лице. Ты не Лолита. Уже девять лет, как не. Ты уходишь в комнату к своим однокурсникам. Их болтовня заполняет всё пространство, из динамиков разливается стон «Гостей из будущего», он делится страданиями от любви. От этого подвыпившая компания кричит громче. Я прохожу в комнату. Никаких свечей, до торта вы ещё не дошли. Хочу ли я видеть это действо? Сейчас, или я не решусь. Я поднимаю руку, их восемь человек. Два парня, неуклюжие и гогочущие. Шесть девушек, они делают личики и округляют глаза, хотя удивляться здесь нечему, они так проводили вечера и год, и два года назад. Вика машет руками, словно пингвин, готовый к взлету:
— Алё, мальчики, девочки, Коля хочет сказать!
Потихоньку бедлам голосов смиряется и уходит в шёпот. Я опускаю руку в пакет. На нём — картинка с открытки в честь Нового года. Без Санта Клауса. Люрекс, хвоя, спиртное и шоколад.
— Дорогая Вика! — Медведь выходит на сцену. — С днём рождения!
Твои подруги пищат от умиления, а на твоем лице непонимание. Ты недовольна. Это что-то не то. Это не приближает тебя ни к одной из твоих целей. Это не деньги. Не золото. Не драгоценности. Не ключи. Не билет. Даже не карта на скидку в десять процентов. Это игрушка. Ты спохватилась, нашла улыбку; ты неуклюже, огибая колени подруг, идёшь ко мне, чтобы вручить второй поцелуй за день. Так великодушно. Я останавливаю тебя:
— Вика, подарок внутри.
Твоя однокурсница, жгучая брюнетка в топике цвета фиалок, который ей не идет, выдавливает непонимание:
— Как это — «внутри»?
Парень в синем свитере присвистывает:
— Круто!
Ты понимаешь. Твоё лицо освещается восторгом. Своим взглядом ты извиняешься за недостаточно искреннюю радость от появления медведя, ты рада, что ошиблась во мне. Твоя фантазия брызжет слюной цвета радуги, внутри глупой игрушки притаилось нечто, вызывающее зависть окружающих, главный приз, от которого потускнеют все дары, даже золотая цепочка, подаренная родителями, скрупулезно рассчитывающими ежемесячный бюджет. Заминка.
— А как? — Ты мнёшь серое тельце и смотришь по сторонам. Фальшивая блондинка восклицает:
— Вик, где у тебя ножницы?
Ты улыбаешься:
— Надя, это там, на трюмо! Ага, посмотри рядом с салфетками. О, давай сюда…
Медведь, приготовься, сейчас она отыграется на тебе за свой испуг. Ножницы вонзаются в тряпичный живот. Я смотрю на твоё лицо. Ты даже толком не посмотрела на мой подарок. Я считал, что его грустные глаза и слегка потрёпанный вид остановят тебя. На твоем лице азарт, ткань хрустит, ножницы поедают мех и нитки. Твои гости смотрят на тебя с обожанием и затаённым нетерпением. Но ты. Твои губы в интересном изгибе — смесь ненависти, презрения и триумфа. Ты даже не подозреваешь, что я ловлю движение каждой мышцы твоего лица. Ты словно что-то жуёшь, с ножницами заодно. Брови исполняют диковинный ритуальный танец, даже складки на лбу появились. Глаза сощурены, словно ожидают фонтана алмазов из ватного нутра. Ты добралась. Твоя челюсть опускается вниз, а брови выгибаются, словно гимнастки. Вынимаешь. Это серая визитная карточка. Ламинированная. Труп мишки падает на стол, его лапа давит салат с крабовыми палочками. Я слежу за тобой. Твой мозг лихорадочно ищет для лица маску «удивление». Вот, нашла. Нет, глаза ты поменять не можешь. Ты испугалась. Вместо тебя правильный вопрос задает подруга:
— Что это?
— Визитка. — Отвечаю я. Ты смотришь в салат. Твои пальцы хотят смять визитку. Ты боишься двинуться. Я хочу услышать от тебя хотя бы слово. Нет? Хорошо. — Это визитка моего начальника, Вика. Он тебя видел на вечеринке, ты ему понравилась. Он зарабатывает больше, чем я. Согласен тебя содержать. Отказа не будет ни в чем. Машина, квартира, дача — полный набор. Никаких ограничений в капризах, сладкая жизнь. Он ждет твоего звонка. Я рад за тебя, Вика. Это, — я показываю на подарок, — счастливый билет.
Парень в зелёной футболке медленно произносит:
— Охуеть.
Это — правильная оценка произошедшего. Я говорю:
— Поздравляю. — И выхожу в прихожую. Ты так и не подняла взгляд. Обуваюсь. Выхожу на лестничную клетку. Шестой этаж. Иду пешком. Вниз. Ступени. Мы с тобой как-то разговаривали о предательстве. Ты сказала, что когда предают — это больно. Я сказал, что предательства любви нет. Ты рассмеялась, потом задумалась и ответила, что предательство — это нарушение данных обещаний. Я ответил, что любовь не требует обещаний. Тот, кто требует от возлюбленной обещаний, не любит уже. Мы не брали друг с друга обещаний. Но я знал, что люблю тебя, а ты — позволяешь себя любить. Учитывая различные обстоятельства, я соглашался с этим. Мало вариантов для выбора.
Пятый этаж. Ты сама подставила себя. На корпоративной вечеринке я хотел быть один. Ты напрашивалась, тебе было скучно дома. И недавно купленное платье ещё никто не видел, а ты должна проверить (отпад оно или его в топку) наряд до показа перед подругами. Вика, милая, зачем тебе всегда необходимо одобрение? На вечеринке я не заметил, как он подошел к тебе, я вообще не обращал внимания на передвижения тусовщиков. Твоя стихия, мне же было неуютно. Но вечер подействовал на тебя благотворно, на следующий день тебя понесло к подругам, ты там выпила, тебе стало плохо, я узнал об этом позже, ты не поднимала трубку, хотя я злил твой телефон настойчивостью.
Четвёртый этаж. Ты всегда разбрасывала вещи по квартире, удивительная способность создавать хаос на пустом месте. Меня немного умиляла моя должность лакея. Закинуть в стиральную машину залитые соевым соусом джинсы. Переставить на свои места книги на полке, хотя ты не прочитала и одной страницы из моей библиотеки. Убрать твою косметичку со стеклянного столика, а эта сумочка весила столько, будто ты носишь в ней гантели. Шутка. Она была тяжела от самомнения. В очередной раз, убирая сумочку со стола, я случайно выронил половину её содержимого. Поверь, я не лез туда специально..
Третий этаж. Хотя я всегда знал, что ты любишь заглянуть в мое портмоне. Взять немного наличных. Я не виню тебя, Вика, нет. Я понимаю. Более того, зная твой характер, я догадывался, что эти деньги пойдут на тусовки с подругами. Из сумочки выпал град вещей: лак для ногтей, цилиндрик с тушью, блокнотик с кошечкой на обложке, жевательный мармелад, пилочка для ногтей, мятные пастилки, ручки, пишущие блестящими чернилами и тонкая книжица. При падении томик раскрылся на середине и показал визитку моего шефа. Я не хотел верить своим глазам. Но то, что она лежала в книге, было с твоей стороны сказочной глупостью. Почему? Зная мои привычки всё убирать, ты снова бросаешь сумку, а визитку, выдающую тебя, запихиваешь в книгу. Почему нельзя спрятать? Носить у сердца? Забить, в конце концов, номер телефона в мобильник, а карточку выбросить. Нет. Ты поступила неоригинально. Согласно своей логике. Наши поступки предваряют события нашей жизни.
Второй этаж. Я украл эту визитку, ожидая действий с твоей стороны. Ты не реагировала. Ты даже не заметила, что обычный бардак в твоей косметичке стал другим. Ты просто смотрела мне в глаза. Спокойная, уверенная. Второй раз ты выдала себя случайно. Откуда тебе было знать, что в неподходящий момент я зайду в кабинет моего начальника. Его там не было. Я положил бумаги на стол. Ты позвонила. Я увидел твой номер. Меня захлестнула ярость.
Это произошло в понедельник. 14.29 на часах. Свою месть я придумал в пятницу. Ты уже начала готовиться ко дню рождения, и мы не могли встретиться всю неделю. Я считал, что лисьи тропы фортуны работают против нас. Небо не дало нам ни минуты для разговора. Я звонил тебе, ты отмазывалась. А набрать мой телефон не входило в твои планы. Судьба не позволила нам выбирать, она подогревала мою злость и потворствовала твоему отчуждению.
Первый этаж. Позавчера я подумал, что ты пригласишь меня на день рождения и при всех, или в углу, в темноте, а может, после, когда от торта не останется даже островов, подойдёшь ко мне и скажешь:
— Нам надо расстаться.
Я решил. Я придумал. И сейчас я медленно спускаюсь по ступеням твоего подъезда. Осознавая, что причинил тебе боль. Но надеясь, что ты сдвинешься. Ты никогда не поймёшь, что я простил бы тебя. Но ты не ощутила ни капли вины. Ты ужаснулась тому, что тебя раскрыли. Ни тона стыда. Ни одного слова. Неважно, какого.. Ты могла бы обозвать меня при всех, могла бы кинуть визитку мне в лицо. О чём ты думала? Что рушатся некие планы? Что ты плохо выглядишь в этой ситуации при своих друзьях? Нет, Вика, злом в этой истории был я. Просто я специально так медленно иду, я надеюсь, что ты кинешься следом. Что ты что-то сделаешь. Дверь.
Ты наверняка разревелась, тебя начали утешать. Говорить, какой я подонок и какая ты смелая и гордая, красивая и молодая, у тебя таких ещё куча будет, будешь менять, как перчатки и потом, спустя несколько лет ты и не вспомнишь обо мне, а если случайно увидишь, то будешь смеяться в голос. Ты успокоишься спустя полчаса, выпьешь ещё, ты улыбнёшься, расправишь плечи, ты ощутишь, что права, что жизнь тебе должна ещё какие-то дивиденды, что двадцать два — только начало, что ты красивее и умнее многих и, когда перед тобой всплывет в темноте торт со свечами, а в уши полезет чужеродная мелодия с ломаным акцентом, ты задуешь огоньки. И твоё желание будет связано не со мной.