Идiотъ. Петербургский журнал #3
Павел Телешев
ИГЛА
В пепельно-сизом, как мох, яйце
Смерть Кащея, свернувшись, лежит,
Испаряет дыханием ртуть,
Укрепляя яйцо изнутри.
Утка мумией стала давно,
Заяц жутью окаменел,
А заветный сундук с дуба в реку упал,
Прямо в ил, ил свернулся асфальтом.
В этой сказке всё пыльно. Трухой
По ветру разметало и дуб, и холмы.
Кот Баюн подружился с Булгаковым
И растаял средь букв и страниц.
Змей Горыныч убился о скалы
И на ящериц два миллиона
Разбежалась огнистая кровь.
Лишь Кащей в мавзолее лежит,
Раз в два года он делает вдох;
Не несут ему девушек в жертву.
В этой сказке всё гулко. Трубой
Ангел свет усыпил и под дерево сел
Миллиард лет назад. Звёзды киснут.
Ртутью дышит игла, укрепляя яйцо
Изнутри. И ей снится сквозь мрак:
На Покровке ей в кайф с офицером,
Крепдешин её бёдра качает,
На губах дремлет сладкий озноб,
Офицер его кругло ласкает,
Похоть пульсом бурлит-набрякает.
Прошивает игла сказку злом и кружит,
На ветру её юбка танцует,
Офицер губы жадно целует.
Век спустя она дома сидит,
У окна и глядит на живот,
Жуткий ком, что распух в животе, проклинает.
Жадно смотрит в поникшие стекла,
В руках нож, злобно режет себя.
Ртутным паром шипит и кромсает
Её тело игла, что миры пожирает.
_____________________
В пустыне чёрного песка
Растут и крепнут каменные плиты.
Одна из них – судьба моя,
И ворон-время прилетает к ней
Клевать и уменьшать мои минуты.
В пустыне чёрного песка
Нет солнца, там луна – царица.
Она роняет тени на песок,
А ворон-время тени клювом изменяет,
Откалывая то песчинки, то – куски.
Приду однажды я в долину мрачных статуй
И изваяние своё найду. Мне боязно
Глядеть в его уродливую маску,
Себя не опознать в гримасе боли
И годы не сумею посчитать.
Я стану духом, крик мой утечёт во тьму,
Что под пустыней чёрного песка.
_______________________
Я сегодня попал под трамвай
В одной из набоковских книг.
Я на рельсы упал, как ковёр, свёрнутый трубкой, в рулон. В рулет.
Скользил по рельсам, по льду,
Чувствуя мёрзлость сквозь куртку.
Лицо застыло, как небо. Застыло как небо, как лёд.
Я скользил по льду под колёса. Было медленно, будто в кино.
Под колесами вспомнил, что на остановке
Остался стоймя мой ковёр. Свёрнутый в трубку, в рулон.
А я – под колесами, кто отвезёт?
Смотрю в белое небо, не чувствуя боли.
Только холод. Холодные рельсы и лёд.
Из меня что-то жаром течёт.
И вот, я ломтиком сознания просыпаюсь.
Я где-то в комнате: шкаф, кровать, телефон.
Там смс от Даши: «Ты у Серёжи? Ха-ха».
Пытаюсь понять, кто Даша. Пытаюсь нащупать, кто я.
Кто там Серёжа? Ха-ха?
И тут каплями жирными. Чёрными, в них грязь,
пот и масло, сосульки тают на щёки мои.
С живота трамвая на то, что осталось.
МОНОСТИХИ
Всему живому на Земле я - младший брат, хотя я каждого ребёнком вижу.
Смерть скорлупу царапнула слегка и нежно прошептала: «Выходи».
Чёрным битым стеклом заворочался между ухом и нёбом февраль.
в твоей душе на месте расставанья
криком кровоточит рана,
в моей - кривой ухмылкой заживает шрам
У нас чёрные ящики вместо голов, и в каждом – тотем, то ли жив/то ли мёртв.
2017-03-01 11:35