Не секрет, что еще при жизни вокруг поэтов формируется разветвлённая иконография и воздвигается «памятник нерукотворный». Мифогенность образа Беллы Ахмадулиной особенно впечатляет: её жизненные импровизации почти сразу оборачивались символистским текстом.
Поэтический потенциал заложен в самом имени Белла (авторская версия Изабеллы)*. И художественный мир её ориентирован не по «сторонам света», а по именам ближайших предшественников, родственников по генеалогическому литературному древу. Литературоцентричный читатель реагирует на фонетическое созвучие с Ахматовой, хотя сама Ахмадулина кокетливо уклонялась в интервью: «В этой дерзости я не виновата. Отец Ахматовой — Горенко, мой — Ахмадулин».
Вхождение Беллы Ахмадулиной в литературу совпало с литературной модой на Серебряный век. В писательских кругах шестидесятников культивировались легенды о реальных встречах с Анной Ахматовой и Борисом Пастернаком.
Публичное поведение Ахмадулиной включало мотивы демонстративного обожествления и обожания Ахматовой, посвящения ей стихов, подражания её царственной позе. Неудивительно, что в творчестве писателей постшестидесятнического поколения Белла Ахмадулина свободно конвертируется в Анну Ахматову, становится её металитературным пародийным двойником. В рассказе Т. Толстой «Река Оккервиль», рассказе о трагическом разладе между искусством и жизнью, герой влюбляется в голос, звучащий из граммофона. В образе главной героини уловимы черты Анны Ахматовой, но сильно преломлённые поэзией Беллы Ахмадулиной. Не только сюжет рассказа, но и ряд звуковых метафор и особенно выразительный поэтический образ граммофона восходят к поэзии Ахмадулиной.** Одним из приемов автореференции у Ахмадулиной становится упоминание граммофона. Например, в стихотворении «Дом»: «Четыре вещих граммофона / во тьме причудливо растут. / Я им родня, я погибаю / от нежности, когда вхожу, /я так же шею выгибаю / и так же голову держу. / Я, как они, витиевата, /и горла обнажен проём. / Звук незапамятного вальса / сохранен в голосе моём».
Контаминацию портретных атрибутов Ахматовой и Ахмадулиной продолжает А. Королёв в повести «Ожог линзы», соединяя их в облике знаменитой в кругах московской элиты поэтессы Агаты Р. Имя героини обращено к поэтической строке Ахматовой «в ожерелье чёрных агатов», а с другой стороны — к Ахмадулиной, которую не раз называли «чёрным брильянтом советской поэзии». Подчёркивается узнаваемый «угольный взгляд» героини, который «горько чернел». Звучат мотивы ахмадулинской поэзии — озноб, свеча, свет пастушьей звезды, волхвование. И ещё одна особенно показательная характеристика: Агата Р. «была точной копией собственного голоса, и с этим голосом у неё были свои счеты…».Но об этих счетах мы вспомним в конце эссе.
В соперничестве между петербургскими и московскими поэтами за расположение Анны Ахматовой победили петербуржцы во главе с Иосифом Бродским, прозванные потом «ахматовскими сиротами». Отношения с Ахматовой у Ахмадулиной катастрофически не складывались: «Даже у надгробья, — потупившись, не смея быть при Вас, — изъявленную внятно, но не грозно надземную приемлю неприязнь».
Ахмадулинское обожание Б. Пастернака по своей интенсивности превосходило обожание Ахматовой. В романе Василия Аксёнова «Таинственная страсть» одним из сюжетоообразующих мотивов становится поклонение героини Нэллы Аххо (прототипом была Ахмадулина) и её друзей-поэтов Пастернаку, изображённому асоциальным переделкинским отшельником. В разгар антиживаговской кампании «тандем прискакал к опальному классику и встал перед ним на колени: «Борис Леонидович, дорогой, в Литинституте затеяли позорную демонстрацию против вашего “отступничества”. Мы любим вас всей душой, однако, если мы не придём, нас отчислят из института. Умоляем, разрешите нам пойти на эту чёртову демонстрацию!” Он разрешил». В коктебельской бухте в разгар шторма «Нэлла вдруг дерзновенно стала читать стихи Пастернака: “Ты на куче сетей,…”». Но Пастернак её стихов не примечал, а выделял из поэтов-эстрадников Андрея Вознесенского.
«Трижды терпела я бедствие обожания: при встрече с Пастернаком, с Ахматовой, и вот теперь, с небывалой силой…», — вспоминала Ахмадулина по дороге в Монтрё. Из писателей метрополии лишь она была удостоена автором «Дара» и «Других берегов» короткой аудиенции. История поездки к Набокову в Швейцарию в 1977 году запечатлена поэтессой в эссе «Возвращение Набокова». Однако ещё до его появления она приобрела статус литературного апокрифа.
Своеобразным кривозеркальным отражением воспоминаний Беллы Ахмадулиной о поездке к Набокову*** стал рассказ Сергея Довлатова «Жизнь коротка». В образе главного героя писателя-эмигранта Ивана Левицкого угадывается шаржированный профиль Владимира Набокова: живёт он в швейцарском отеле уединенно, коллекционирует редкие метафоры и бабочек, прозу пишет по-английски. Даже Нобелевский комитет возненавидел. Да и фамилия героя — Левицкий — намёк на уклон в сторону, левизну, некий изгиб, словом — «набокость». Всеобщее благоговение шестидесятников перед Набоковым выражено иронично: «О чём говорить, если даже знакомство с кухаркой Левицкого почиталось великой удачей...».
По сюжету Довлатова, покой писателя нарушает восторженная его почитательница из России Регина Гаспарян. Встреча происходит в холле отеля. Фарсовые интонации достигают апогея в финале довлатовского рассказа: посетительница вручает Левицкому с трудом найденный у букинистов сборник его юношеских стихов и свою рукопись. По дороге в номер писатель роняет подарок и непрочитанную рукопись в гулкую черноту мусоропровода: «Он успел заметить название “Лето в Карлсбаде”. Мгновенно родился текст: «Прочитал ваше теплое ясное “Лето” – дважды. В нем есть ощущение жизни и смерти. А также — предчувствие осени. Поздравляю...».
Обожание поэтов Серебряного века и подражание им — не единственная мифотворческая стратегия Ахмадулиной. Её «сценическое амплуа» вписывалось в парадигму актёрского исполнения романсов. Вспомним рассказ Т. Толстой «Река Оккервиль», где главная героиня, намекая на ахматовско-ахмадулинские подтексты, — ещё и собирательный образ эстрадной певицы. В тексте есть прямые и косвенные указания на популярные романсы начала ХХ века из репертуара Анастасии Вяльцевой и Изабеллы Юрьевой: о хризантемах в саду, о встрепенувшемся сердце героини, тоскующей, что не для неё придёт весна…
Неслучайно в мемуарном ахмадулинском дискурсе чаще подчёркивается не столько достоинство её поэзии, сколько экзотическая красота и волшебный голос поэта. Несомненно, Белла Ахмадулина осознавала свое родство с литературными восточными красавицами: с пушкинской «шамаханской царицей», с лермонтовской черкешенкой Бэлой, с героиней бунинского «Чистого понедельника», запомнившейся своей экзотической внешностью и бабушкиной бухарской шалью, с плеядой набоковских героинь с «татарским разрезом» чёрных глаз.
Секрет популярности стихов Ахмадулиной — в их звучании, в том, как поэтесса профессионально управляет своим голосом. В её творчестве главной составляющей образа поэта является голос, а мотив гортани — едва ли не самый частотный: лирическая героиня рождает поэтические звуки гортанью, «высохшей от жажды», или «озябшею гортанью», или «гортанью, вдруг охрипшей и убогой», или «вкушает дух гортани пресечённой».
Воздействие поэзии Ахмадулиной — явление скорее телесное, чем интеллектуальное, вызывающее сенсорные реакции: «озноб», «жар», «сердце забилось». В мемуарах трёх её мужей, а также друзей и современников Беллы Ахмадулиной, сквозным стал мотив влюблённости в её голос. А. Битов признавался, что «не видя ни разу Беллу Ахмадулину», «почувствовал ожог влюблённости, причём влюблённости прямой, буквальной». А. Жолковский вспоминал, что стихотворение Ахмадулиной «Это — я», услышанное им по телевизору, дважды производило на него «слезоточивое действие».
Вспомним теперь героиню А. Королёва Агату Р., которая «была точной копией собственного голоса, и с этим голосом у неё были свои счёты…». Хрустальный и ломкий голос Ахмадулиной легко перепутать с дивным голосом актрисы Марии Бабановой. В радиоспектакле по пьесе Ю. Олеши «Три толстяка» Бабанова сыграла роль цирковой актрисы Суок, подменившей куклу наследника Тутти. Суок исполняет песенку: «Посмотри: дрожат реснички, Льётся волос на висок. Не забудь твоей сестрички Имя нежное — Суок!» А далее Бабанова читала текст Ю. Олеши: «Действительно, мелодия песенки была очаровательна, хотя и несколько печальна для такого молодого голоса, а сам голос звучал такой прелестью, что казалось — исходил из серебряного или стеклянного горла». Подросшие слушатели этого детского радиоспектакля, попавшие под обаяние великой Марии Бабановой, узнавали её в голосе молодой Ахмадулиной.
Младшие поэты-современники Ахмадулиной по инерции указывали на выразительную театрально-артистическую красоту Ахмадулиной. Татьяна Щербина под впечатлением от случившейся в метель встречи с Ахмадулиной, подарившей ей мак, пишет стихи, где называет поэта «То ли фея, то ли безумица» и отмечает «медно-рыжих волос перезвон». «Так красивы только японки / что-то в ней от базарных икон», — это последнее сравнение особенно интересно.
Под занавес воспоминания Ю. Нагибина: «Вот в чём ложь или, вернее, литературность Геллиного (под этим именем выведена Белла Ахмадулина — прим. Н. Л.) поведения. Я-то был по-настоящему взволнован, хотя и не изображал казанского сироту. Основа нашего с ней чудовищного неравенства заключалась в том, что я был для неё предметом литературы, она же была моей кровью».
* — В ряду авторских женских имён с сонорным удвоением — имена предшественниц Ахмадулиной Мирры Лохвицкой и Анны Ахматовой и целая серия имён современниц: Новелла Матвеева, Юнна Мориц, Инна Лиснянская, Римма Казакова.
** — По мнению А.К. Жолковского, имеется в виду стихотворение «Магнитофон» (Мой голос, близкий мне досель, / воспитанный моей гортанью/ возникший некогда во мне, /моим губам еще родимый/ Одет бесплотной наготой/ старик к нему взывает снова, в застиранные два крыла целуя ангела ручного»). И лирический сюжет стихотворения «Строка» («Пластинки глупенькое чудо …), посвященного Ахматовой (в нем героиня слушает пластинку с голосом поэтессы), также «заимствован из Ахмадулиной».
*** — Не остался в стороне от этого сюжета и Валерий Шубинский. В эссе «Стиляга и леди» его мучает вопрос: почему умирающий Набоков дал Ахмадулиной аудиенцию?