Артём снял куртку и накрыл себе голову. Всегда считал, что любит дождь, но так припустило, что капли потекли по лицу, и стало неприятно. Прогулка срывалась, а они ещё нормально не поговорили.
— Есть, где посидеть поблизости?
— Да нет ничего! Только если на ту сторону Ленинградки идти, но на нас сухого места не останется, пока дойдём.
— А вон те «Узоры»? — Миха, младший брат, показал головой через дорогу на кафе, которое своей пристроенной верандой заступало на тротуар и этим всегда Артёма раздражало.
— Я там не был, казалось, что это какой-то «колхоз», но пойдём, переждём, что ли?
— Колхоз? Да у нас почти все такие! Ишь ты, в москвичи заделался?
Миха засмеялся собственной шутке, сам он меньше года, как переехал. Старший брат давно жил в Москве и теперь оплачивал ему учёбу в магистратуре. Михе было неудобно, он чувствовал себя обязанным и от этого больше обычного подшучивал и острил.
Артём отлично помнил, что «у них» почти все заведения такие, его коробило и гнало за тридевять земель от кафе «Восточные узоры».
— Ток мы ненадолго, мне к сессии надо готовиться, — Миха посмотрел на брата со всей серьёзностью, на которую был способен, чтобы убедиться, что ему верят.
«Значит допоздна просидим», — усмехнулся про себя Артем.
Тяжёлая дверь открылась с трудом, в неё были встроены витражи, укреплённые завитыми решётками. В узком гардеробе, между куртками и плащами, которые висели в «два этажа», сидел старик, согнувшись над газетой. Маленькая настольная лампа, кружка чая на небольшой самодельной полке. Старик медленно высунулся, как из гнезда, и выдал каждому по кожаному номерку.
У гардероба братьев встретила располневшая женщина, с манерами настолько любезными и отшлифованными, что сразу бросалось в глаза — гости ей давно осточертели. Она пригласила пройти в левый зал. Стены были расписаны сюжетами из греческой мифологии и фантазиями на тему южных пейзажей. Залы между собой соединял декоративный мост, с потолка свешивались пластмассовые ветви с искусственными гранатами и гроздьями винограда. Столы укрывали кремовые тяжёлые скатерти с блестящими вензелями. В соседнем зале гремел банкет, стулья были в кремовых чехлах с большими бантами на спинках.
Братья сели за дальний столик, рядом с которым из стены выдавалось бутафорское гигантское дупло. Официант в белой рубашке принёс меню, по пути он пожал руки заходившим с улицы гостям и потрепал по волосам ребёнка, который кружился около дупла. Посетители переговаривались между столиками, как давние знакомые. Меню было обширное, но заказывали часто, что придёт в голову. «Не удивлюсь, если многие здесь дальние родственники», — проскочило у Артёма в голове.
Рядом курили кальян. Вода булькала в резной колбе, потом затихала, угли загорались, и дым пышными клубами стелился над столом. Куривший, ощущая чужой взгляд, приподнял голову, покрепче затянулся и отправил в потолок струю, заменяя воздух душистым жаром. Стройный и одновременно пузатый бордовый кальян отсвечивал изнутри рубинами, женственно изгибался от колбы к узкой золотой шахте, которая, как тюрбаном, завершалась чашкой для табака. Артём ещё не знал, что трубка между колбой и чашкой называется шахтой, и медленно двигался взглядом по кривым линиям.
По искусственному мосту к соседям по столику спустился кальянщик, пузатый, как колба, в цветастой вышитой жилетке, с круглым медным лицом и чёрными кудрями. Он плавно, с акцентом на каждом движении, заменил угли, стряхнул пепел. Дым повалил ещё гуще. Артем подождал, чтобы поймать его взгляд — нам тоже кальян — тот кивнул и протянул руку.
— Саид.
— Артём. Сделайте нам классический, наверное, — он редко курил, и боялся сказать глупость. Миха тоже пожал руку, приподнявшись, разглядывая Саида и все вокруг — неторопливые хлопоты официантов, возню кудрявых детей. Когда дверь отрывалась, с мокрой улицы залетали порывы ветра, но быстро растворялись и смешивались с накуренным неподвижным воздухом.
Чай подавали с восточными сладостями вперемешку с сахаром, орехами и конфетами. Стаканы узкие и граненые, с талией. «Как в Турции», — подумал Миха.
~
Саид вернулся, в одной руке он нёс кальян, в другой держал мундштук и одновременно раскуривал. Поставил колбу на пол, угли алели после каждой затяжки. Смотрел сначала в сторону, на изображение моря, и выпускал белые горячие облака навстречу нарисованным. Потом повернулся.
— Ви первый раз у нас? У нас хорошо. — Он многозначительно посмотрел на расписанные стены и подождал одобрительного кивка. — Кальян расслабляет. В такой дождь, то, что нужно. — И выдул струю дыма.
— А вы откуда? — Михе хотелось и покурить поскорее, и поговорить подольше.
— Египет. Там жарко. Не так, как в Москва. — Саид провёл по своему круглому животу, жилетка блеснула вышивкой. И это почему-то убедило — жарко.
— На русском свободно говорите, давно здесь? — Артём невольно всегда мерился, и подсознательно сравнивал. Если бы не в Москву, а в Каир или Париж переехал, например. Нет, так бегло не говорил бы даже через шестнадцать лет. Он как будто и не считал специально, сколько прожил в Москве, но выходило, что всегда точно, до дня, помнил.
— Пять лет, — Саид многозначительно прищурился. На вид ему можно было дать и тридцать пять, и сорок пять. — Раньше в Египте с туристами русскими работал. — Он передал мундштук Артему. — А, может быть, и не буду возвращаться. Я Европу люблю. Швейцария люблю, Бельгия люблю. Ви были в Швейцария? — Нет, они не были. — И я не был. Там хорошо. Там спокойно, размеренно всё, люди такие — он подумал — культурные живут. Когда приезжали туристы из Бельгия, они мне больше всех нравились. Спокойные такие, с ними и поговорить можно.
Он замолк и стоял неподвижно, смотря внутрь себя, стараясь не расплескать ощущение вечерней доброжелательной беседы. Жар раскалённого дня оседал. Солнце садилось, вокруг синело, море вздыхало громкой волной, и угольки его кальянов моргали. Он медленно не торопясь ходил от одного топчана к другому, от шумных русских, к тихим спокойным бельгийцам и швейцарцам. Никто не подгонял. Он подолгу расспрашивал, одних, других, и рассказы сами собой складывались в картины зрелой прогрессивной страны, которые он любил, и теперь, из Москвы, они казались ему почти такими же реальными, как его собственные воспоминания.
— Нормальный кальян? — Саид свысока кивнул, как будто сам себе, и ушёл. Он держал голову, как сфинкс, прищуривался и улыбался своим мыслям.
Артём сначала затянулся сильно и закашлялся, потом осторожно и сосредоточено, затем глубоко. Дым медленно наполнял и доходил до глаз, головы, заволакивал изнутри. Начало мутить. Он передал Михе мундштук, они молчали. А разговор казался состоявшимся. Горячий чай растёкся по телу. В кафе открыли дверь, и подуло грозовым воздухом, где-то бушевало. Сквозняк запутался и потонул в дыму, ударил в голову. Дым ходил между столами пеленой. Угли вздыхали и подмигивали.
Саид подошёл, не спеша стряхнул пепел, постучал щипцами о металлическое блюдце, взял мундштук и раскурил. Смотрел вверх, сквозь искусственные гранаты.
— Как ви думаете, в Германии дороже жить, чем в Москве?
Было не понятно, кого из братьев он спрашивает. Они смотрели на него. Миха первым начал.
— Сложно сказать, зависит от того, чем заниматься. Ты хочешь переехать и кальянщиком устроиться?
— Нет. Зачем кальян? Это я так, временно. Хочу на врача учиться.
— В Германии? — вышло у Михи вместо «не поздно ли врачом становиться?» Слова вязли в нём, весело прилипали к горлу. Он улыбался Саиду, кальяну, брату, свежей грозе за окном.
— Не обязательно в Германии, но у меня есть человек, он врач, очень хорошо зарабатывает.
— Да у нас тоже медицина ничего, — Артём улыбался и был доволен беседой.
— Врач — это очень уважаемый человек. Я хочу выучиться и быть врачом. — Саид помолчал, посмотрел на братьев, оказывают ли его слова должное впечатление, многозначительно подождал согласия и довольный отчалил в кальянный угол.
~
Утром, в пробке, по дороге на работу, Артёму казалось, что он отдохнувший и ощущение вчерашнего расслабления осталось с ним. Он хотел сохранить в себе это ощущение. И решил вечером опять покурить. Представлял, как усядется в этот раз на веранде. Он думал об «Узорах», как о неожиданной находке.
Артём усердно работал в финансовом департаменте крупной компании на низшей руководящей должности и представлял, что мастерит свою жизнь. Он как будто собирал мозаику и каждое стёклышко для нее тщательно тестировал и примерял к общей композиции. Уделял много внимания распорядку, искал его оптимальный вариант.
Вечером Артем выбрал место на веранде с видом на парк. Она плотно была уставлена деревянными диванами, которые застилали коврами. В проёмах между балясинами, поддерживающими навес, развевались прозрачные накидки, подпоясанные кистями золотого цвета. Ветер колыхал импровизированные балдахины и время от времени надувал куполом.
Официант его узнал. И Артему это понравилось. Он позвал кальянщика.
Было свежо, вечер холодил, Саид сильно затягивался, и струи дыма растворялись в воздухе.
— Ви здесь живёте недалеко?
— Работаю.
— Я вот тоже работаю. Пока здесь. — Саид передал Артёму мундштук. Он затянулся, колба забурлила. Начал прислушиваться к себе, как тепло разливается внутри.
— А ты почему в Москву переехал? — Артём сам не ожидал, что спросит.
— К Европе ближе, спокойнее. Я думал здесь уже, как в Европе.
Саид ждал, пока Артём затянется и одобрительно кивнёт. Артём кивнул.
— Как ви думаете, образование в Белоруссия, так же ценно, как в России? У меня есть человек, он говорит, что в Белоруссия проще получить образование. — Мимо прошёл официант, и Саид замолк, поправил угли и удалился.
~
Саид улыбался, когда говорил о медицине, и примерял её на себя. Он себе очень нравился в роли врача. Белый халат. Светлый просторный кабинет. Прелестная медсестра. Но это уж он дал, это не обязательно. Но мы же шутим, и начинал сам смеяться над своим рассказом.
— Те, кто из Белоруссии, могут здесь работать? Ви были в Минск? Я был, там очень чисто, очень.
— Да там же нечего делать, — подошёл Миха и стал подливать масла в огонь, он не смотрел на брата, но знал, что тот мысленно смеётся. Они заранее договорились, что в пятницу посидят в «Узорах». Миха предвкушал ответ.
— Что значит нечего делать? У меня человек там живёт, коммерсант, там спокойно, говорит. А что ещё человеку нужно, если машина есть, квартира, женщина туда пойдёт, сюда пойдёт. А что ещё надо? Нормально? — Он показал на кальян — Артём кивнул, и Саид ушёл.
Развалившись на диване Артем наблюдал, как кальянщик ходил между диванами, раскуривал и вёл беседы. Саид видел себя на месте того спокойного и благополучного бельгийца (или швейцарца), который приезжал к нему в отель, был доволен жизнью и внушал ему, Саиду, уважение. Артём радовался своей догадке.
~
По дороге с работы Артем шёл быстро, по Ленинградке шумели машины, хорошо, что у офиса стоянка корпоративная, не нужно думать о парковке. Машину скоро менять, вот сразу после ежегодной премии, можно будет взять. Но до премии нужно ещё дожить. Он прокручивал разговор с директором, вроде бы ничего особенного, но как расценивать. Корпоративную игру полутонов он не любил. Переждать пробку с кальяном, это хорошая идея, он расслабится, и потом уже поедет по свободной дороге. В офисе казалось, что уже стемнело, а когда вышел на улицу, вроде и светло совсем, только солнце где-то за домами и всё потихоньку затягивалось синими тенями. В парке под деревьями было темнее. Мамаши с колясками усиленно гуляли. С детской площадки укатился мяч, Артём подбежал и запустил его со свистом обратно. От веранды казалось шли тёплые волны воздуха, огни дрожали, восточную музыку было слышно ещё в парке. И он заулыбался.
~
Артём уже мог подолгу курить, голову заволакивало медленно. Он даже не сказал бы, что заволакивало, а просто расслабляло. Руки, ноги наливались приятной тяжестью, он облокачивался на цветастый диван. Саид старался подойти с отстраненным выражением лица, но через глаза выливалась наружу новая мысль, которую он хотел обсудить. И кальянщик старался раньше времени не разулыбаться. Он выяснял значения идиом, просил, чтобы его поправляли, когда он неверно употреблял формы слова и всегда возвращался к любимой теме.
— Я хочу быть не тот врач, который с кровью, а что-то нетяжелое, как УЗИ или ЭКО. — Артём улыбался заявлениям Саида, всё у него было удобно, уютно, и в целом не меняло его душевных усилий и особенно их не требовало.
— Не хочу кальян курить, хочу детей здоровых. Сегодня первый день за пять лет, когда не курю. Горло болит, хочу очиститься. — Саид помолчал, и протянул Артёму мундштук, чтобы он сам раскуривал. — У меня есть человек, у него друг в Женеве. В Москве был врачом, шесть месяцев экзамены, и получает восемь тысяч евро. Это много.
Артём раскуривал, кальян горчил, дым жидкий, он закашлялся, но продолжал втягивать дым.
— У меня есть человек, который в Америке врачом, он двадцать тысяч долларов получает, говорит. Но я не верю. Врачом быть гораздо легче, чем сивил, — он поморщился, чтобы вспомнить перевод — инженером, стройка. Сиди себе, людей смотри.
Кальян всё не раскуривался, только сочился жидкий дымок. Саид отвернулся и стал разглядывать расписанную стену, на которой девушки в туниках смотрели в морскую даль, ждали под тенью олив своих возлюбленных, голые спины слегка прикрывали туники, наверняка по замыслу тонкие, но не удавшиеся художнику. Но Саид дорисовывал их легко. За их спинами должен плыть корабль, с веслами, он где-то видел этот балкон, туники и корабль, возвращающийся издалека.
Артём закашлял, ему было неудобно, что он кашляет, но горло саднило. Саид не выдержал, взял мундштук и затянулся, потом ещё. Грудь заходила как меха, девушки на стене заволоклись нежным туманом. Кальян, как паровоз, стал набирать обороты, дым повалил. Саид взялся за горло, но улыбнулся и отдал мундштук.
— Новых подложить? — он ещё обстучал угли о край блюдца, поправил, словно выбирал, как их поудобнее разложить. Артём дымил. Шло легче, чем в начале.
Угли в тот раз Саид менял чаще обычного, но мундштук не брал, только улыбался, кивал и уходил, постучав щипцами.
~
Больше Саид старался не раскуривать. Приносил нарядную колбу и сразу передавал шланг Артёму или Михе. Сначала Артём шутил, что чувствует себя немного кальянщиком. Он глубоко и часто затягивался, глаза наливались кровью. Но постепенно стал раздражаться. А Миха, кажется, ничего не замечал. Да и раскуривал обычно не он.
~
Веранду разбирали, заносили внутрь столы. На окнах кафе рано включали гирлянды, которые отражались в лужах и перемигивались с редкими машинами.
Пледы уже не согревали, и Артём обрадовался, что его столик у дупла свободен. Официант быстро принёс заказ. Обычно Артем заказывал овощной салат с травами и бакинскими помидорами, шашлык с жареной картошкой и хачапури по-аджарски. В этот раз ещё взял кофе по-восточному, который обычно готовил Саид. Салат сначала приносили раньше шашлыка, но он его не съедал полностью, а оставлял к мясу, чтобы закусывать овощами, как дома. Официанты это заметили, и стали приносить салат одновременно с основным блюдом. Ел медленно, согреваясь после зябкой прогулки. Музыку сделали тише, значит девушка, которая пела тут вечерами под фонограмму, готовилась приступить. Артем не любил этих песен, но относился к ним как к колоритной декорации, продолжению пластмассовых гранатов под потолком. Кофе принесли, а Саид всё не подходил.
Пришлось обратиться к официанту, чтобы позвали кальянщика. Вместо Саида пришёл пожилой и сутулый, с бегающими глазами. Артём видел его здесь раньше, но даже не знал имени.
— А Саида сегодня нет?
— Нет. Он в больнице.
Кальян не горчил, курился долго. Кальянщик приходил, менял угли, раскуривал, уходил. Он был в цветастой расшитой жилетке.
~
— Ви не думайте, я быстро вес наберу, — Саид появился, когда кафе уже украшали к новому году. Рядом с гроздями винограда повесили ёлочные игрушки и блестящую мишуру. Он был исхудавший.
— Что сказали? Что-то серьёзное? — Артём раскуривал, но, кажется и так знал, что услышит. Дым постепенно тяжелел, мутнел.
— Всё хорошо, лекарства пью. Скоро норма. Хозяин кафе договорился, чтобы меня в больницу положили, у меня же прописки нет. Но вот лечили. Такую химию сделали, что волосы не выпали. — Он засмеялся. — Я всё боялся, что волосы выпадут, а не выпали. — Саид погладил себя по курчавым жёстким волосам и опять засмеялся.
Они покивали друг другу, и Артём погрузился в привычное созерцательное отяжеление. Мысли о болезни кальянщика сменились мыслями о собственной работе и медленно перекатывались. Он как будто брал их по очереди, подносил к окну, смотрел на просвет, потом ближе к глазам, поворачивал с разных сторон. Мысли тускнели, и как будто теряли свою важность. Перебирал, как бусины, слова в разговоре с руководителем, сам с собой он звал его «шеф», добавлял туда то, что не сказал, но что очень хорошо было бы сказать. Отдельно под микроскопом рассмотрел лицо шефа, но оно ускользало, дробилось на клетки, и становилось всё плотнее и непроницаемей, пока Артёму не надоело. Затем он стал перебирать интонации, прокрутил в памяти то, что резало слух, и решил, что всё нормально. Волноваться не стоит. При ближайшем рассмотрении все острые моменты разглаживались. Артём ещё не обсуждал с шефом выполнение целей на этот год, но вроде бы настрой был позитивный. Да, позитивный. Девушка-певица затянула приторную новогоднюю песенку.
В сахарнице сегодня лежали конфеты «Раковые шейки», Артем всё хотел попробовать, и всё забывал. Жалко было портить табачный привкус.
~
Как всегда, тугая, не откроешь. Артём рывком дёрнул ручку, дверь капризно открылась. Обдало накуренным тяжёлым воздухом, смешенным с запахами еды. Не раздеваясь, он прошёл в зал, кивнул встречающей гостей располневшей и любезной женщине. Та головой показала, в каком зале брат.
Как всегда по пятницам, было людно, в соседнем зале кто-то танцевал. Миха сидел, склонившись над телефоном. Лицо его казалось синим от близкого экрана. Они обнялись.
— Ток я ненадолго, к сессии нужно готовиться, — Миха строчил в телефоне, не отрываясь. «Этот как всегда», — Артём ничего не сказал, пожал руку официанту и уселся на диван.
— Меню будете смотреть?
— Нет, давай, как всегда. И Саида позови, — официант кивнул и ушёл. Саид теперь варил кофе и больше не раскуривал никогда, кальяны готовил второй, сутулый, но своим старым клиентам приносил кальяны всё равно Саид.
— Чёт не так на работе? — Миха оторвал взгляд от экрана, и снова опустил.
— Да, — брат отмахнулся — не можем с шефом по поводу ежегодной премии договориться, это плохой сигнал. Привет, Саид, давай как всегда, — Артём пожал руку кальянщику, — обычно человеку, которого хотят продвигать и мотивировать, не режут премию. А уходить я пока не собирался, в общем ладно. — Он говорил больше с собой, чем с братом.
Саид в это время стоял рядом, потирал цветастую жилетку и смотрел то на одного брата, то на другого.
— На работе плохо дела, да? — он поправлял салфетки на столе.
— Тяжёлая неделя была, — Артём поджал губы, хотел спросить: «Ну что, когда уже в Европу уезжаешь?», но промолчал. Включил телефон и стал, не вчитываясь, листать ленту новостей, его лицо тоже подсветилось синим и стало неподвижным.
Саид покивал, он подумал, не спросить ли у них о медицине в Бельгии, но не стал, засунул руки в карманы и величественно вернулся в свой заставленный кальянами, как минаретами, угол.