Идiотъ. Петербургский журнал #2

Вадим Шамшурин



ЧЕЛОВЕК В КНИЖНОМ


«РаскольниковЪ», Апраксин пер., д. 11



Книги по десять рублей. Среди них: Тургенев, Чехов, Диккенс. Они выставлены на подоконнике, и поэтому можно прямо с улицы через окно их рассматривать. В голове возникают сомнения, просто скачай, сэкономишь место на полках, сохранишь деньги… но довод относительно денег настолько ничтожен, что и всё остальное теряет свою силу.



В небольшом помещении магазина два-три посетителя, один бормочет, перебирая открытки в дальнем углу, другой громоздит стопку книг на кассу. Третьего не видно, он где-то за стеллажами. Мои запросы просты, я ищу книги, которыми бредил в отрочестве, в основном это фантастика и фэнтези. Майкл Муркок «Рунный посох» — 30 рублей, Эдгар Берроуз «Дочь тысячи джеддаков» — 40 рублей. От фантастики перебираюсь к современным авторам: Сергей Носов «Хозяйка истории» — 60 рублей, Ричард Бротиган «Ловля Форели в Америке» — 80 рублей, Эрнест Хемингуэй «Фиеста» — 45 рублей.



Это настоящее безумие. Я чувствую, как меня начинает чуть лихорадить. Да, как всё это время я жил без Шолохова за сорок рублей в серии «Классики и современники», без Чехова с чёрной веточкой на форзаце? Мне не хватает рук. Мой взгляд мечется по корешкам: Лессинг, Брэдбери, Фолкнер, Лондон, Толстой, Гоголь… Я понимаю, что уже перестаю контролировать себя… и я отхожу от стеллажа, чтобы немного остыть, в ужасе вижу, что на том месте, где я стоял натекла лужа. Неужели, детство ещё не отпустило?

Но это просто растаял снег.

А в следующий момент приходит спасительная мысль — у меня же нет наличных денег. А практика показывает, что карты бесполезны в магазинах старой книги.

— Вы карты принимаете?

— Да.

Полная капитуляция. Спина уже превентивно болит от тяжести наплечной сумки.





«Все свободны», наб. реки Мойки, д. 28, Второй двор



Купить книгу, это то же самое, что поймать нужного покемона. Важно всё. Запах, шершавость или гладкость её страниц. Какой шрифт, его величина, округлость. Как буквы теснятся одна к другой или пустынно рассыпаются по странице. Как книга ложится в ладонь, как тянет руку под силой тяжести, помещается ли во внутреннем кармане пуховика.



Иногда, мне кажется, издательства об этом думают меньше, чем следовало бы. Эти уродливые обложки, с облаками, лазурными волнами и раковинами. «Arial» вместо шрифта. Книга пахнет пластиком, словно это стаканчик из-под чая в Макдональдсе. Иногда берёшь книжку в руки, или даже просто на неё смотришь, и лицо непроизвольно морщится. Но человек, подлец, ко всему привыкает. Уставишь дома полки этими книгами и ночью смотришь, как они в темноте по-болотному светятся. Терзаемый бессонницей, после месяца такого существования, сжигаешь дом вместе с книгами, но они, корчась, ползут к тебе через пламя.



Книжка «Сжигатель трупов» Кирилла Рябова, единственная возможность спастись. Она издана крафтовым тиражом издательством «Ил music», вылита монолитным блоком содержания, оформления и вёрстки. Рассматриваешь её на прилавке, обещаешь себе прийти завтра и купить, но жизнь коварна, то у тебя нет денег, то ты на работе перед очередной «линией смерти», то в беспамятстве валяешься пьяным под лавкой в трактире. Когда приходишь в себя, уже поздно. Книги нет. На «Озоне» стоит под восемьсот рублей, но и этому не веришь, мутной головой силишься добавить к цене стоимость доставки.



Но где-то внутри остывают угли надежды, умом понимаешь, что эти усилия бессмысленны, но собираешь остатки веры и шагаешь, переставляешь ноги. Невский многолюден и бестолков, Большая Конюшенная пугает улыбчивыми и коварными красотками, манит недоступными из-за вечной очереди пышками, приводит в восторг, словно тебе пять лет, дорогими и затейливыми витринами. Но ты сворачиваешь к Мойке, оказываешься в тихом переулке. Знаешь, ещё чуточку, и можно вздохнуть свободнее, вернуться в себя. Но перед любой свободой в начале — прутья клетки. Стоишь перед закрытыми воротами во внутренний двор. Решётка (#), четырнадцать, двадцать восемь и калитка распахивается. Через арку, мимо мусорных баков, в первый двор с тёплым жёлтым светом окон колодца небосвода. Над парадными горят фонари. На стенах скребутся тени от куста сирени. Минуешь ещё одну арку и стараешься дышать тише, говорят, что у самого входа, как и положено перед любой цитаделью, спит чудовище — «бабушка Гитлер». Она при любом звуке вызывает участкового, сигнализирует о нарушении закона о тишине.



За кассой сидит Артём, он поднимает голову, улыбается и протягивает руку. Я благодарно её пожимаю.

— Кофе будешь? — предлагает мне неожиданно.

Я теряюсь. Ещё никогда и нигде со мною не были так добры.

— Неужели у тебя до сих пор нет «Сжигателя»? — удивляется он.

Я мямлю что-то невразумительное.

Хожу смущенный и радостный от стеллажа к стеллажу. Набираю книги. Франзен, Басыров, Рябов. С тоской посматриваю на Стейнбека. Хотя в прошлый раз уже купил, но это же ни к чему не обязывает. В магазине тихо. Только слышно, как Артём клацает по клавишам, пишет статью. Пью кофе из бумажного стаканчика. Со всей отчетливостью понимаю, что грех уныния отпускает. В голове спасительно пробегают, озаряя темноту, импульсы. Мир наполнен книгами, тёплым запахом и умиротворением.

Но тут вижу, как по моим следам, через порог переползает обугленная книга.

— О, Пелевина подвезли, — доносится из-за кассы спокойный голос Артёма.





«Искатель», наб. реки Мойки, д. 51



«В книге две фантастические повести: «Девочка с Земли» и «Миллион приключений». Героиня обеих повестей — девочка XXI века — Алиса, которая вместе со своими друзьями совершает путешествия на другие планеты. Книга познакомит читателей с парадоксальными научными гипотезами и идеями, воплощение которых — дело будущего».Издательство «Детская литература».



Пальцы прикасаются к иллюстрациям и просыпается солнечное воспоминание: лежу на бабушкиной кровати, книжка из библиотеки настолько зачитанная, что кажется, перевернёшь страницу, уголок которой словно бахромится, и книга расползётся, и, хотя обложка держится на честном слове, но механизм работает отлаженно и бесперебойно, меня не отпускает отчётливый невероятный мир. И моё удивление, от чистого неожиданно сильного вкуса. Первый добровольный опыт чтения и чувство, что пути обратно уже нет.



Тридцать лет спустя в этом вспененном мире, где то и дело надуваются и лопаются радужные пузыри, вдруг по какой-то прихоти перебежать Невский, чуть не погибнуть под колёсами троллейбуса номер пять; на другой стороне замереть на мгновенье у моста через Мойку, сделать селфи для фейсбука (пересохла глотка от жажды лайков). Наконец, в призрачной печали о былом, спуститься вниз по течению, здесь раньше был книжный, помню его по студенчеству: меланхоличная гримаса, печаль во вздохе, и следом словно пощёчина — так вот же он.



Ты постарел, сгорбился, а здесь пространство искривилось в бублике, и в углу, бесшумно генерируя мельчайшую пыль, работает установка безвременья. Её подпирает стопка потрёпанных книг.

— О, вы пришли, вас так долго не было. Где вы пропадали?

— Я был в плену у Весельчака У.