Евгения Костинская
ЛУЧШЕ ГОР
Заметки об Австрии
Начать решили с музеев, глинтвейна, «старой Европы», а потом, насмотревшись искусства, ехать на природу, в горы. «Лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал», — с детства в семье пелось, как мантра, но ничего выше Ай-Петри я не видела. Все кругом катаются — на лыжах, на борде. До весны отовсюду фотографии вершин, трасс, сэлфи в масках и кричащих костюмах.

На площадях — ярмарки, в главной галерее — временный Рафаэль, мощёные улицы, нарядные дома. И памятники — заброшенные якоря прошлого, которое здесь консервируют и раздают на каждом углу. Город-декорация, город-торт. Концерт, концерт, вы уже посетили Оперу? Хиты классической музыки, мадам? Пожилые и молодые мужчины, разряженные в шляпы и бордовые накидки с золотой каймой — толпа моцартов — у каждого концертного зала. Деловые, торгующие, с программками, билетами, рациями и бэйджиками — чтобы доверчивый турист не перепутал официального городского зазывалу с самозванцем.



На улице вдоль дворца пробка, машины еле едут, ждут, пока нарядная карета с кучером и туристами в пледах свернёт на аллею. За дворцом дворец, парк, дворец, аллея, памятник русским освободителям.

Среди пышных декораций думается о том, что сто лет назад здесь формулировали новые требования к философии, писали манифесты. Венский кружок гремел на весь мир. Австрийская экономическая школа становилась главным оппонентом английскому кейнсианству.

В кафе с бархатными гардинами очередь вкручивается по винтовой лестнице, чтобы выпить шампанское с пирожным. По утрам в неприглядных двориках парочки занимают очередь в кафе, чтобы попробовать конфитюр из лука, сервированный в декоративное ведро, и гранолу на подушке мятного мусса.



Горизонт подведен фиолетовой грядой то справа, то слева. Поезд подбирался к горам медленно, чтобы не напугать и подготовить. Уже на вокзале Зальцбурга появлялось ощущение, что город подходит к подножьям и останавливается.

В центре много Моцарта и туристов, замок на холме, музей водопроводной воды в парке. Перед домом, где родился Моцарт, толпа — фотографируют — золотыми буквами по стене указание на мемориальность, а вторым рядом, такими же золотыми буквами — название продуктового магазина, который теперь на первом этаже.

Со стен замка вид на долину, где лежит современная часть города, повторяя изгибы холмов. К вечеру поднимается туман, крыши тушуются, пока не включатся фонари — и снова улицы нарядные и праздничные, как всегда вечером.

Рано утром пустынно, кафе закрыты, только кебаб можно купить в небольшом испачканном окне с цветными буквами. Чем ближе к вокзалу, тем дома квадратней. В витрине угловатые манекены в вечерних платьях, в следующем окне — матрасы и подушки. Открыта только закусочная в пустом торговом центре.



Казалось, что поезд едет медленно. Белые снежные склоны не двигались и нависали, дорога повернула и вместе с ней медленно вращались горы.

Горизонта не было, из-за домов вставали вершины и оцепляли улицы. Вокзалу, городу, лыжникам — всем — пребывать здесь было позволено. Дома, как мох, наросли и вписались в рельеф. Каждое окно показывало склоны. Можно было никуда не выходить, сидеть и смотреть. В комнате почти ничего не было: кровать, стол, большое окно в чёрной раме со сквозняком и видом на горы-горы-горы-горы.

Утреннее солнце поиграло, посверкало и затуманилось. В городе начался дождь и улицы потеряли цвет. Лыжники заторопились на трассы. Деловые, в ярких костюмах, они толпились и тяжело переставляли ноги. У подъёмника катальщик с удивлением смотрел на нас, безлыжных. Зачем? Не просто ж любоваться эти сюда приехали.

Наверху, на склоне, небо смешалось со снегом под ногами и над головой. Лес, терраса, подъёмник — всё уходило в белое марево. Сноубордисты и лыжники превращались в муравьев, разбегались в стороны тонкими нитками и пропадали маленькие, приезжали на подъёмниках новые и также растворялись. На природе не оставалось отпечатка.

В баре пятнистый дог не обращал внимания на оглушающую музыку и только следил за хозяйкой и барменшей — уши ходили за глазами — выгадывал момент и вставал на задние лапы, выпрашивал ветчину, чуть не роняя крепкую девушку в чёрном переднике. Между столами было сложно протиснуться, общались жестами или орали на ухо, пиво вместо воды. Деревянный бар заканчивался стеклянной стеной, за которой вакуумом висела тишина, стояли тёмными пятнами шалле и горы-горы-горы.



Давным-давно вывесил приятель в социальной сети фотографию девушки на фоне гор и романтично подписал: «Лучше Юль могут быть только Юли». Прошло много лет, а я до сих пор горжусь своей выдержкой — не прокомментировала. Но искала повод рассказать эту байку.