1.
Я ехала поездом из Петербурга. В Москве, выходя из вагона, увидела, как проводник протягивает мне билет: «Это вам передали». На обратной стороне осталась записка, я не вспомню её дословно, но такие короткие сообщения одинаковы на любой бумаге — билетной и безбилетной. Кто-то наблюдал за мной в дороге, захотел встретиться снова и, рядом с датой-городом отправления-прибытия поезда, прописал время и место новой встречи.
Мне было 18 лет: мой первый курс и первая зима в Москве. Я была несчастна, и мне очень хотелось таких знакомств. Я понимала, что встреча — риск, но решилась пойти, от скуки. Я красиво оделась, думая, что буду готова к любому повороту событий, желая поймать момент, взять счастье.
Поворот случился. На Театральной площади ко мне подошёл парень приятной наружности, даже — симпатичной. Он был немного старше меня, но всё равно — молод. Я обрадовалась и протянула руку. А как только он представился и заговорил, я ощутила ужасную тоску. Впервые поняла, что можно вот так, с первого взгляда — влюбиться, а с первого слова — почувствовать, что человек не твой, скучен тебе. И я скучала. Скучала, пока он говорил, о себе, о своих друзьях. Кроме того, он был скуп. Мы не воспользовались ни автобусом, ни метро и пошли в сторону кинотеатра «Художественный» пешком. Это близко, но вечер был зимний, снежный, я замёрзла в своей нарядной, не самой тёплой, одежде; путь казался бесконечным. Мы пришли, он предложил пойти на новый фильм Алексея Балабанова. Я же знала только о «Брате», и мне было всё равно, лишь бы согреться, не гулять по городу, не разговаривать.
«Я тоже хочу» стал моим освобождением. Я обо всём забыла. Тяжёлый, пропитанный смертью фильм казался долгим, но не как промёрзлый путь к кинотеатру, а как настоящее интересное переживание, что отодвигает неминуемую скуку.
Все спаслись, все умерли. Скука вернулась: зелёные стены театра, занудный молодой человек. Я почувствовала голод, сказала ему, что хочу есть. Он ответил: «Тоже хочу». Угощать не стал. У меня с собой не было денег, он предложил скинуться, мы собрали какие-то монеты и купили одну пачку картошки фри. И это было невкусно, унизительно и ужасно: в красивом пальто я сидела за липким столом и все равно ела эту картошку, потому что просто хотела есть.
2.
Бандит, музыкант, алкоголик Юра Матвеев и его отец; проститутка Любовь Андреевна и мальчик Петр.
Даже через имя (или его отсутствие) Алексей Балабанов дает каждому герою фильма «Я тоже хочу» другую, отличную от реальной, судьбу.
У проституток своего имени не бывает. Но только девушка представляется сама: Любовь. Любовь Андреевна. Имя любви, имя отца, любовь отца, дочь Андрея. «Папа спился и умер, маму кормить как-то надо».
Об алкоголике бандит впервые говорит музыканту так: «Мы с Матвеем решили поехать». В диалоге с женщиной, работающей в больничной регистратуре, мы слышим фамилию Матвеев. Но он не Матвей Матвеев. «Юра», — первое и единственное, что произносит батя Матвея в двух сценах фильма: когда сын приходит за ним ( – Здесь постой. – Юра.) и когда все приезжают к колокольне ( – Приехали. Переодеваться надо. – Юра.). Юра Матвеев, имя сына, сын безымянного отца, библейское родословие от Матфея, балабановское слово о роде Матвеевом.
Мальчик Петр. Петр — камень, и на сем камне держится счастье всех героев фильма. Петр предсказывает:
Музыканту: «Тебя возьмут».
Бандиту: «Тебя — нет».
Матвею:
— Тебя могут, но ты не пойдёшь.
— А батю?
— Его бы взяли, но он не дойдёт.
Петр — камень, и на сем камне держится слово о счастье всех героев фильма. И слово Петра сдержано.
Вот кого отправляет за счастьем Балабанов, а сам ждёт их у колокольни: «Кинорежиссёр, член европейской киноакадемии». Безымянный.
3.
На землю первым ложится снег. В землю первым ляжет отец Матвеев. Сын Матвеев выкопает мерзлоту. – Эй, слуги огня, – поёт Леонид Фёдоров, а герой бьёт топором об землю у костра, – Я пред вами, вяжите меня.
Юра закопает тело и ляжет рядом, но поверх. Фёдоров продолжит петь «Элегию» Введенского, всю, кроме эпиграфа: «Так сочинилась мной элегия // о том, как ехал на телеге я».
Бандитская черная машина — это балабановская телега, на которой герои отправляются за счастьем. То сквозь лобовое, то через боковые стекла мы видим, как они проезжают солнечный, зелёный Петербург (его редкое состояние, а значит снова Балабанов даёт другую судьбу ещё одному персонажу — городу) и въезжают на бесконечно зимнюю территорию. По сюжету, эта земля между Петербургом и Угличем («…там одна дорога…от Питера – налево») — радиационная, но мы видим знакомый, вечный, бело-серый российский пейзаж, не мистический, а родной. Телега собирает героев постепенно, друг за другом. Бандит, музыкант, алкоголик и его отец, проститутка. «Надо взять», — говорит Матвей, и кажется, что он за тем только и был в той машине, чтобы женщину отвезли к счастью. Бандит ведёт, и это как раз то зло, без которого добру делать нечего: выгоняя Любовь из машины, он тем самым освобождает место Петру, даёт свободу предсказанию. Голая Любовь бежит прямо по сугробам, наперерез, пережидает в церкви, закапывается в сено, бежит снова. Ей нужно было оставить место мальчику. Она же весь путь пройдёт и так, босиком по снегу: это женщина. Мальчик совершает предсказание и покидает машину. «А мальчика взяли. Так он даже до колокольни и не дошёл».
4.
Жизнь героев фильма полна мертвости.
Счастье отложено ими до смерти.
Снег падает на землю первым, за ним — люди.
Счастье отложено Богом в виде колокольни и вспышки света, уходящей вдоль белого кирпича, вверх от снежной земли.
Люди хотят счастья, ложась эмбрионами на околоцерковенный, околоколокольный снег.